Психоанализ в Америке

Кернберг Отто

Интервью взял Рафаэль Синискалко совместно с Сержио Бенвенуто в офисе проф. Кернберга в Корнуэльском Университете для Мультимедийной Энциклопедии Философских Наук Итальянского Телевидения и Радио.

Синискалко — Бенвенуто: Не могли бы вы дать краткий обзор американского психоанализа?

Кернберг: Американский психоанализ в большой степени отождествляется с Эго-психологией в рамках подхода, который господствовал в течение 1940-х — 1960-х годов. Этот подход пришел к нам от Анны Фрейд и близких к ней, и был представлен в США Гартманом (Hartmann), Крисом (Kris), Левенштейном (Loewenstein), Рапапортом (Rapaport), Эриксоном (Erikson), а позднее Джекобсон (Jacobson) и Малер (Mahler) — гигантами американского психоанализа.

Отдельные психоаналитики, работающие в этой стране, находились под влиянием британских школ Балинта (Balint), Винникота (Winnicott) и Фэйбэрна (Fairbarn), так называемой средней группы — с одной стороны, и школы Мелани Кляйн (Klein) — с другой. Последняя являлось оппозиционной по отношению к школе Анны Фрейд, и «средняя группа» называлась так из-за своего промежуточного расположения. Но вне этих отдельных течений, в Соединенных Штатах монополия принадлежала концепции Эго-психологии. Глубокая вражда между школами Анны Фрейд и Мелани Кляйн в Англии была перенесена в США, где группа Анны Фрейд господствовала абсолютно.

Это изменилось под влиянием Хайнца Когута (Heinz Kohut), который создал «Сэлф-психологию», поставившую под сомнение многие догмы теории и техники Эго-психологии. Несмотря на то, что его подход всегда был точкой зрения меньшинства, влияние его было очень важно, поскольку — в противоположность предыдущим расколам в психоаналитической сфере в этой стране, приводившим к полной сепарации определенных школ от Эго-психологического основного течения — группа Хайнца Когута осталась в Американской Психоаналитической Ассоциации (АРА). Самая большая ассоциация психоанализа в США, АРА состояла из тридцати–сорока психоаналитических институтов и обществ в различных городах и была почти исключительно медицинской. Это являлось результатом решения Международной психоаналитической ассоциации (IPA) предоставить АРА эксклюзивное право на проведение тренингов; право, которое практически было предназначено только для врачей.

Когда в 1970-х Сэлф-психология Когута осталась в АРА, монополия стала невозможной более, другие важные направления начали развиваться, и американский психоанализ стал многоплановым; Эго-психология, хотя и доминировала все еще, начала соединяться с некоторыми течениями других школ, которые появлялись в США. Культуральная психоаналитическая школа, сгруппированная вокруг доктрины Гарри Стэк Салливана (Harry Stack Sullivan) (и известных психоаналитиков вокруг нее — Отто Вилла (Otto Will), Гарольда Сирлиза (Harold Searles), Фриды фон Рейхман (Frieda von Reichmann), Эдит Вэйджерт (Edith Weigert), Карен Хорни (Karen Horney) etc.) существовала, находясь в различных степенях близости или удаленности от основного Американского течения, но оставаясь действительно отдельной группой в течение многих лет.

В 1970-х идеи культурального психоанализа начали входить в основное психоаналитическое течение, и теперь существует так называемый «интерперсональный психоанализ»1, важное направление, берущее начало в культуральной психоаналитической школе, но сформировавшееся также под влиянием Эго-психологии и Британских теорий, которые известны в этой стране под общим названием «Британские теории объектных отношений» и включают в себя как школу Мелани Кляйн, так и школу Винникота. Таким образом, в Американском психоанализе в настоящее время открыты двери для всех этих направлений.

Французский психоанализ все еще относительно неизвестен — или малоизвестен — не только школа Лакана, но и Французские психоаналитические общества, которые, в отличие от лакановской школы, остаются в IPA, и в противодействие Лакану развили совершенно особый французский подход. Этот подход, несмотря на некоторое влияние Британских школ, в основном формируется их собственными обособленными французскими теоретиками и клиницистами (например, Дидье Анзьё (Didier Anzieu) и Жан Лапланш (Jean Laplanch)), и скорее всего, еще неизвестен в США. Исключение составляют работы Андре Грина (Andre Green), Жанин Шасге-Смиржел (Janine Chasseguet-Smirgel) (внесшей вклад в изучение Эго идеала, перверсий и раннего развития), и Джойс МакДугалл (Joyce McDougall)2. Американская позиция требует ясности и четкости, отсюда сильная критика и неприятие Лакановских идей в общем, описание которых почти целенаправленно запутанно. Но, с моей точки зрения, некоторые его идеи очень интересны, особенно его ранние статьи, содержащие меньше преднамеренной мистификации, чем более поздние работы.

Таким образом, общая тенденция в психоанализе сегодня — движение к теоретическому разнообразию, и изучение многообразия, скорее, чем догматическое обсуждение прошлого.

Синискалко — Бенвенуто: С каким из направлений, рожденных в Англии, Американский психоанализ имеет особую связь?

Кернберг: В течение последних десяти лет Кляйнианский подход — который был абсолютно отрицаем Эго-психологией и считался антиамериканским — привлекает повышенный интерес, как и идеи независимой группы Фэйбэрно-Винникотовской ориентации. Винникот широко принят сегодня благодаря его вкладу в детский анализ и теорию объектных отношений, ставших частью американского психоанализа. Кляйнианский подход все еще имеет более слабые корни и меньшее число сторонников, хотя некоторые идеи просто должны быть приняты, особенно теми американскими психоаналитиками, которые работают с психотическими пациентами с глубокими нарушениями личности, чья серьезная регрессия в переносе иллюстрирует некоторые примитивные механизмы, которые Мелани Кляйн и ее школа изучила и объяснила. Идеи таких авторов, как Уилфред Бион (Wilfred Bion), Герберт Розенфельд (Herbert Rosenfeld), Ханна Сигал (Hanna Segal) и Бетти Джозеф (Betty Joseph), начали проникать в США. Возрастание контактов в среде международного психоаналитического сообщества создало особую роль теории объектных отношений, и Европейские и латиноамериканские психоаналитические концепции, в общем, более хорошо известны.

Итальянские, испанские и португальские психоаналитические контрибуции, за очень небольшим исключением, также почти неизвестны из-за существования огромного языкового барьера, даже большего, чем в случае с французским языком. Единственным исключением является важное итальянское исследование Жаклин Амати Мелер (Jacqueline Amati Mehler), Жоржа Канестри (Jorge Canestri) и Симоны Аржентьери (Simona Argentieri) о влиянии способности к языкам на психоаналитический процесс, которое было переведено; динамическое бессознательное, по-видимому, организует себя в соответствии с конкретными языками. Но этот интерес к данному исследованию — почти исключение, которое подтверждает правило. Другой серьезный исследователь, Игнасио Матте Бланко (Ignacio Matte Blanco) (первоначально чилиец, позднее ставший итальянцем) притязает на небольшую, но преданную группу последователей в этой стране. Важный вклад скандинавских, немецкоговорящих и латиноамериканских стран также очень малоизвестен.

Таким образом, психоанализ страдает в своем развитии от этих лингвистических проблем. Английский язык был даже больше чем lingua franca, это язык- монополист. И одним из моих намерений как президента IPA является поощрение переводов с других языков на английский, чтобы усилить присутствие Европейских и Латиноамериканских концепций в Северной Америке.

Синискалко — Бенвенуто: В научной сфере английский язык используется повсеместно. Почему этого не происходит среди психоаналитиков?

Кернберг: Подавляющее большинство психоаналитиков занимаются частной практикой, и лишь некоторые вовлечены в активную работу в академических или исследовательских центрах, где общепринят английский язык. Поэтому многие психоаналитические публикации появляются только на родном языке, и многие психоаналитики не говорят по-английски. Но другая важная проблема — это несомненное нежелание части англоговорящих аналитиков изучать иностранные языки. Это меняется, но недостаточно быстро.

Синискалко — Бенвенуто: Очень распространенная тенденция среди европейских психоаналитиков — обвинять американский анализ в том, что он политически консервативен, ставит своей целью адаптацию пациентов к их социальному окружению, к конформистским идеалам. Это обвинение справедливо? 

Кернберг: Да, это отчасти справедливо: первое поколение Эго-психологов в этой стране (в особенности Гартман (Hartmann)) настаивало, в теории и на практике, на адаптации к окружению, на том, что психоанализ становится общей психологией, на адаптивных функциях психического аппарата для личности и на адаптивных функциях защитных процессов. Психоанализ стал очень модным в США, проникая из университетов и психиатрических отделений в 1950-х — 1960-х; это стало причиной консервативной атмосферы внутри психоаналитических институтов, и тенденции приспосабливаться к культурным нормам общества.

Но это обвинение все же истинно лишь отчасти. Некоторые американские психоаналитики резко критиковали эту тенденцию и занимались революционной природой знаний о бессознательном. Это были представители противоположного течения Маргарет Малер (Margaret Mahler), Эдит Джекобсон (Edith Jacobson), Отто Феничел (Otto Fenichel) и Ганс Лёволд (Hans Loewald), стоящие на другой экзистенциальной позиции, которые критиковали это адаптивное качество американского психоанализа. Сегодня подход менее конформистский; интерперсональный психоанализ, в частности, ставит под вопрос традиционную адаптацию, акцентируя важность субъективности и интерсубъективности; а Кляйнианский анализ настаивает на важности примитивных манифестаций либидоносных и агрессивных влечений. То есть консерватизм никогда не был столь абсолютным и законченным, как в лаканианстве или критике неофициальной культуры в 1968 году.

Синискалко — Бенвенуто: С 1930-х каковы были взаимоотношения между американским психоанализом и психиатрией? Есть ли сегодня в психиатрии сдвиг биологического и неврологического подходов под воздействием практики и теории аналитиков в этой стране?

Кернберг: Американская психиатрия всегда имела тенденцию фокусироваться на психосоциальных аспектах психологического функционирования и психических заболеваний. Чистая психоневрология, в органической европейской традиции, никогда не прививалась прочно здесь из-за природного американского оптимизма: возможность изменения людей, определенность окружающей среды, все просигнализированное психобиологией Адольфа Мейера (Adolf Meyer) и его последователями.

Психоанализ вырос из этого и вторгся в США в 1930-х годах, став очень сильным в университетских, психиатрических и культурных кругах 1940-х и 1950-х, не только потому, что настаивал на психологическом бессознательном в противоположность биологической предопределенности, но также из-за подчеркивания субъективности, экзистенциального подхода к психологическим недомоганиям, и взаимоотношений с сюрреалистскими антиобъективистскими течениями, доминировавшими как в европейской, так и в американской культурах в конце Второй Мировой Войны. Психоанализ сильно влиял на американскую психиатрию на протяжении 1950-х и 1960-х годов: ведущие психиатрические учреждения — отделения психиатрии Гарварда, Йеля, UCLA и даже госпиталь Джона Хопкинса, работавший под началом Джона Уайтхорна, etc. — имели сильную психоаналитическую направленность. Например, только Фонд Меннинджера (Menninger) — частный психиатрический институт, представлявший самое ядро направления Эго-психологии в психоанализе — осуществлял тренинг 8 % всех психиатров Соединенных Штатов. Таким образом, большинство департаментов психиатрии работали под руководством либо психоаналитика, либо психиатра, очень благосклонного к психоанализу.

Все изменилось в 1970-х годах, с начала медленно, а затем драматично, маятник сместился в другую крайность в 1980-х и ранних 1990-х годах. Сейчас мы возвращаемся к наиболее сбалансированной позиции, и маятник уже идет к центру.

Первая серьезная причина для изменения: психоанализ преувеличивает свои заслуги относительно своих знаний и терапевтического успеха. Психоанализ фокусируется на симптоматическом неврозе, патологиях характера, на относительно легких психических заболеваниях, тогда как нет фундаментальной помощи более серьезным, хронически психотическим, органически и умственно отсталым пациентам, которые составляют большое число обитателей государственных учреждений.

Более того, развитие биологической психиатрии и, в особенности, психофармакологии — дань позитивным результатам, полученным при психофармакологическом лечении хронических шизофренических заболеваний, маниакальных депрессивных психозов и последствий депрессии и тревожности любого уровня — приносит возможность возвращения тысяч пациентов в общество, к нормальной жизни. Так, развитие биологической психиатрии стимулировало отделения психиатрии и исследователей и приобрело сильное доминирующее влияние. К тому же, психоаналитические институты стали очень консервативными, ригидными и догматичными, изолировались от университетов и заняли своего рода враждебную позицию по отношению к биологической психиатрии. Это сначала сделало для биологической психиатрии получение признания труднодостижимым, но после ее очевидного триумфа затем привело к изоляции и отвержению самого психоанализа, который был практически устранен как основной авторитет из большинства департаментов психиатрии в этой стране в конце 1980-х. В то же самое время, психиатрическая позиция и тренинг склонились даже еще больше к биологической психиатрии, потеряв интерес к психоанализу. Таким образом, сочетание новых открытий в психобиологии, количества категорий пациентов, не охваченных психоанализом, и консерватизма психоаналитических институтов в те годы, все это привело к постепенному снижению психоаналитического влияния внутри университетов и психиатрии.

С этой точки зрения, ситуация достигла равновесия: лучшие психиатрические тренинговые центры осознают тот факт, что невозможно отрицать психодинамический аспект, нормальное и ненормальное психологическое функционирование. По-моему, нейробиология и психоанализ — эти две основополагающие науки нормальной и ненормальной психологии — взаимно обогащают друг друга, устраняя, каждый по-своему, пробелы в этой области. Граница между психическим и физическим — это наиболее интересный аспект не только психологии, но и психиатрии. И поэтому психоанализ постепенно получает признание как очень специализированный аспект нормальной и ненормальной психологии, а не как обширная наука, которая может включать в себя все остальное: это же относится и к нейробиологии.

Другим результатом этих перемен в психиатрии был спад заинтересованности у психиатров в психоаналитическом тренинге, последовавший за всплеском интереса в 1950-х — 1960-х.

Синискалко — Бенвенуто: Буквально еще несколько лет назад АРА допускал до психоаналитических тренингов только медиков-психиатров; только решение суда заставило АРА в 1989 году немного приоткрыть дверь для аналитиков, не имеющих медицинского образования. Как вы думаете, старая политика, направленная на то, чтобы психоанализ стал полностью медицинским — в противоположность убеждению самого Фрейда — улучшила качество американского психоанализа или навредила ему?

Кернберг: С 1980-х психоаналитические институты здесь стали заинтересованы в тренинге не только психиатров. В США сильные институты, вдохновляемые и руководимые клиническими психологами, совершенствовали свою собственную психоаналитическую культуру и концепции, то же делали и институты, которые были исключены из IRA по соглашению между IPA и APA, которое давало Американской Психоаналитической Ассоциации эксклюзивные права на тренинги в США и на членство в IPA. Эти важные и творческие институты потребовали признать это недействительным и выиграли, открыв для себя членство в IPA- и APA- институтах и разрешение на проведение тренингов психологов. Это было очень позитивным событием. Я лично испытывал негативные чувства по поводу отлучения клинических психологов от психоаналитических тренингов, причиной было то, что уровень тренинга клинических психологов в этой стране превосходен, возможно, один из лучших в мире, и не только в клинических навыках, но и для подготовки исследователей, чему не учат так интенсивно в медицинских школах. Ординаторы, специализирующиеся в психиатрии, вновь заинтересовались психоанализом, дабы сделать свой тренинг наиболее полным, и это внесло свой вклад в уравновешивание и восстановление интереса в психоаналитическом тренинге как части психиатрического, по крайней мере, в ведущих психиатрических центрах, как мы видим в Нью-Йорке.

Американские психоаналитики опасаются, что, открываясь для психологии, психоанализ может стать менее медицинским. Но другие области медицины, в которых психологи проводят ключевые исследовательские работы, такие как физиология, фармакология, биология и фундаментальные науки в целом, не перестают от этого быть медициной. Взаимоотношения между психоанализом и медициной будут зависеть от научной ценности психоанализа, от его способности объяснить нормальное и ненормальное физическое функционирование и развитие. Если психоанализ может сделать фундаментальный вклад в понимание этих сфер нормальности и ненормальности, то это и поможет сохранить устойчивые связи с медициной и психиатрией. Психоанализу необходимо расширить свои взаимоотношения, как с психиатрией, так и с психологией и гуманитарными науками, и не связывать себя исключительно с некоторыми отдельными направлениями, поскольку у психоанализа есть пограничные функции со многими другими науками; например, психоаналитическая теория влечений и нейробиология аффектов глубоко связаны. Лечение пациентов при помощи психоанализа требует проведения дифференциальной диагностики, учитывающей все психологические и психиатрические состояния, что требует тесного контакта с психиатрией. Открытость психоанализа для не-психиатров не повлечет за собой утрату медицинского статуса.

Синискалко — Бенвенуто: Каково ваше мнение по поводу Диагностического Руководства по Психиатрии (DSM), в создании которого вы принимали участие? Думаете ли вы, что DSM IV создан с учетом вклада психоанализа, или же наоборот?

Кернберг: DSM III и DSM IV имели позитивное влияние на развитие единообразия, введения в практику четкости и выявление границ основных психиатрических симптомов. Но это несовершенная классификация, где некоторые области проработаны превосходно, а некоторые оставляют желать лучшего. К сожалению, наиболее слабыми в DSM III и IV являются разделы, касающиеся личностных нарушений и симптоматических неврозов, — то есть те, где психоанализ может сказать больше всего.

DSM стремится классифицировать описательно большинство синдромов нетеоретическим способом, хотя то, что называется нетеоретическим, очень часто отражает не общепринятую теорию, имеющую в основе некий упрощенческий эмпиризм и непризнанное предубеждение против психоанализа. Некоторые из ее показательно слабых мест обусловлены попытками убрать психоаналитические симптоматологию и классификацию — здесь явно существует недостаток непосредственной клинической значимости и актуальности, которая есть у классификации DSM в других областях. Область личностных нарушений особенно слаба в DSM III; в DSM IV исправлены некоторые изъяны, но в нем имеются другие.

Пройдет определенное время, пока психоаналитические знания будут включены в систему DSM. В настоящее время действия по усовершенствованию и обогащению DSM IV при помощи включения психоаналитических изысканий находятся в стадии разработки, и мы увидим значительные изменения в нашей классификационной системе ко времени выхода DSM V и DSM VI.

Синискалко — Бенвенуто: Каково отношение американского психоанализа к ярчайшими интеллектуальным движениям последних десятилетий, которые тем или иным способом обращались к психоанализу, например, к работам Эрика Фромма (Erich Fromm), Герберта Маркьюза (Herbert Marcuse), Кристофера Лэша (Christopher Lasch), а также к марксистским, феминистическим, гомосексуальным и этническим течениям?

Кернберг: Психоанализ был тесно связан со многими культурными течениями, а психоаналитическая методология использовалась как здесь, так и в Европе, при попытках понять различные культуры, в том числе и примитивные общества. Например, Парэ и Моргентэйлер в Швейцарии изучали западноафриканские племена при помощи психоанализа.

В то же время, существовала более спорная тенденция использовать психоанализ как универсальное средство для социальных, культурных и политических конфликтов, что мне кажется утопичным. Такого рода очень американский оптимизм представил Эрик Фромм, будучи, однако, немецкого происхождения. Таким образом, такое утопическое использование психоанализа было спорным и породило часть критики американского психоанализа, как являющегося слишком адаптивным и упрощенным.

Психоанализ имел связи с экзистенциализмом и сюрреализмом. Но эта связь была достаточно слабой в США. Герберт Макьюз использовал психоаналитический подход для обсуждения репрессивной природы капиталистической системы, связывая психоаналитическую перспективу с марксистской. Очень специфический диссидентский подход привел его к определению репрессивной депрессии сексуальности как бегства от социальных конфликтов, и он связал это с утопическим революционным подходом к тоталитарному развитию, которое он видел как в капитализме, так и в коммунизме. Он очень критиковал российский режим, как, впрочем, и западную демократию.

Европейский марксизм использовал более сложный подход; Франкфуртская школа, в частности, пыталась связать психоаналитическую концепцию с социалистическим подходом, рассматривая психоанализ как науку, которая может быть включена в то, что они называют «критическим подходом к социальным конфликтам» — идея, до сих пор распространенная во Франции, Германии и Италии. В то же время, утопическая тенденция использовать психоанализ в социальных науках представляла собой сильное искушение для социальных психологов. Ведущие психоаналитические теоретики предостерегали от адаптивного аспекта психоанализа и подчеркивали то, что Фрейд настаивал на распространенности, непредотвратимости и глубинной природе агрессии в личности и в обществе, что является одним из его основополагающих вкладов. Французские теоретики, в особенности Андрэ Грин, сфокусировались на важности агрессии как основной человеческой сущности, которая действует самодеструктивно (саморазрушающе) на человека, группу и нацию. Это потенциально интересный вклад психоанализа в социальные науки, идущий вразрез с оптимистическим, социальным, психологическим и инспирированным марксизмом подходами.

Если кратко, то психоанализ внес свой важный вклад в социальную психологию, хотя присущие ей марксистские элементы и критикуются в последнее время — особенно в свете разочарования в коммунистическом режиме. А также для понимания развития ирредентистской и культовой идеологий, вдохновленных жестокими, агрессивными стремлениями — например, массовые убийства режимом Пол Пота, «Сверкающий путь» (Shining Path) в Перу, небольшие группы религиозных экстремистов и идолопоклонников в этой стране и маоистские террористические группы в Европе и на Среднем Востоке. Психоанализ может рассказать нам о некоторых особенностях психологии таких групп и о важном социальном феномене, где превалирует жесткое насилие — в большей степени в городах этой страны, чем в Европе.

Психоанализ также включался в Евро-коммунистические теории; во Франции Алтуссер (Altusser) черпал вдохновение в Лакане. Резкая критика Лаканом адаптивности американского психоанализа, революционная природа самого психоанализа и лакановская близость к сюрреализму заставили левых марксистов, особенно во Франции, заинтересоваться психоанализом. И Алтуссер включил лакановскую концепцию в психоаналитическое видение идеологии: капиталистическая идеология была частью инфантильного Суперэго, что развалилось вместе с крушением коммунистической доктрины в Западной Европе. Конечно, в Советском Союзе все это было абсолютно запрещено; в отступление могу сказать, что сейчас наблюдается рост интереса к психоанализу в России и Восточной Европе.

По поводу феминизма. С одной стороны, более чем возможно в большинстве других наук, несколько ведущих психоаналитических теоретиков были женщинами: Мелани Кляйн, Анна Фрейд, Эдит Джекобсон, Маргарет Малер, Клара Томпсон (Clara Thompson), etc. Сам Фрейд, революционно подвергая сомнению буржуазную мораль, внес вклад в теоретический демонтаж традиционной буржуазной культуры с ее патриархальными аспектами. С этой точки зрения, психоанализ имел профеминистский подход. С другой стороны, Фрейд, несомненно, находился под влиянием традиционной точки зрения на роли мужчины и женщины и придерживался определенных убеждений, являющихся очень спорными для психоаналитиков-феминистов: например, что у женщины менее развито Суперэго, чем у мужчины. Пока Фрейд описывал иррациональное женское ощущение неполноценности в связи с фантазией об инфантильной зависти к пенису, он оставил неопределенность по поводу, были ли это патологические фантазии, или же вся сексуальность в действительности была сосредоточена вокруг пениса. Это привело к сильной критике фрейдовского описания женской психологии ведущими психоаналитиками — начиная от Мелани Кляйн и Эдит Джекобсон и до всех культуральных психоаналитиков, как Шасге-Смиржел или Клара Томпсон — весь цвет теоретиков, внесших наибольший вклад в понимание бессознательных движущих сил женщины. Таким образом, традиционное патриархальное сознание, повлиявшее на ранние психоаналитические концепции, было встречено в штыки следующим поколением теоретиков психоанализа. Лакан, твердо поддерживавший идеологию феминизма, развил представление об архаичном Эдиповом комплексе, которое полностью заново сформулировало некоторые психоаналитические идеи, посвященные раннему развитию, и стало теоретическим базисом психоаналитического феминизма, особенно во Франции и Германии, и в какой-то мере распространилось и в США. В общем, наблюдается возрастающее слияние и гармония между феминистским движением и психоаналитической теорией. Конечно, феминизм заключает в себе широкий спектр требований от социального, экономического и культурного равенства женщин, до деклараций, идущих от некоторых экстремальных лесбийских теоретиков в США, провозглашающих самодостаточную женственность, когда все сексуальные контакты являются изнасилованием. Но основное течение феминизма имеет дело с более объективным исследованием общности и различий в психологическом развитии с целью изучить взаимные отношения полов, без использования идеологии женского превосходства в ответ на традиционно патриархальную психологию.

Я сам лично пытался свести вместе некоторые психоаналитические исследования, посвященные психологии женщин, природе сексуальных и интимных отношений в недавней, опубликованной в 1995 году книге о любовных взаимоотношениях.

В настоящее время в психоанализе существует большое расхождение во мнениях по поводу природы гомосексуальности. Есть позиция, что гомосексуальность — это нормальная форма сексуального развития, существующая параллельно с гетеросексуальностью, оппоненты говорят, что гомосексуальность — всегда патология развития, что поднимает вопрос о причинах и происхождении гомосексуальности. Интенсивные исследования продолжаются, как в биологической, так и в психодинамической областях, мнения резко противоположные. Традиционно, психоанализ рассматривал гомосексуальность всегда как патологию. Но сейчас многие аналитики полагают, что гомосексуальность оперирует в широком диапазоне, с причинами, варьирующими от биологических до психологических, по-разному комбинирующимися в каждой личности, а также, в общем, что психологические причины гораздо более важны, чем биологические; я согласен с этим взглядом.

Клинически, мы теперь знаем, что существует не один тип гомосексуальности, но обширный спектр пациентов, от очень больных до практически нормальных, если исключить их сексуальную ориентацию как часть понятия ненормальности. Есть также различие в гомосексуальности у мужчин и женщин: в мужчине, в основном, существует более острое разделение между гомосексуальной и гетеросексуальной идентичностью, поэтому у мужчин бисексуальность обычно идет в паре со значительной патологией характера. Напротив, у женщины переход между гомо- и гетеросексуальностью более плавный, существует некоторое постоянство, что позволяет легче увидеть группу женщин в переходной области, без какой-либо ненормальности за исключением гибкой ориентации. 

Почему существует это различие между мужчинами и женщинами? И опять у нас нет определенного ответа. Это может зависеть от ранней идентификации. Некоторые психоаналитические теоретики полагают, что причиной может быть инфантильная ранняя идентификация с матерью, что делает женскую идентичность более сильной, чем мужская. Женщины могут более открыто, чем мужчины, допускать, не будучи при этом третируемыми, гомосексуальные импульсы, оставаясь гетеросексуальными при этом. Другая теория предполагает, что существуют культурные причины — обусловленные традиционным патриархальным обществом, которое сильно препятствует мужской гомосексуальности и женской неверности (в противоположность матриархальному обществу, которое борется с мужской неверностью и инцестом) — это делает гомосексуальность столь запретной и подавляемой, что переход между гомосексуальностью и гетеросексуальностью не является очевидным у мужчин. И все исследования в этой области находятся под влиянием идеологических особенностей.

Большинство психоаналитиков, вероятно, ощущает, что существует биологическая и бессознательная направленности к бисексуальности, и что личность становится ориентированной и фиксированной либо на гомо-, либо на гетеросексуальности в первые пять лет жизни. Но мнения резко расходятся между психоаналитиками, для которых гомосексуальный выбор всегда указывает на психологическую патологию, не разрешенные нормально Эдипальные проблемы и конфликты, и меньшинством, для которого гомосексуальность сама по себе может быть таким же нормальным разрешением Эдиповой ситуации, как и гетеросексуальность.

Позиция, при которой гомосексуальность есть вариант нормы, возможно, наиболее значительно представлена в США. Традиционная позиция, при которой любая гомосексуальность как заболевание должна излечиваться и меняться — представлена Сокаридсом (Socarides). Я полностью согласен с серединной позицией Ричарда Фридмана (Richard Friedman), который настаивает на подходе, при котором рассматривается широкий спектр как биологических, так и психодинамических особенностей, и на желании оставить спорные вопросы открытыми до тех пор, пока у нас не будет больше информации как от психоаналитиков-клиницистов, так и из других областей исследования. В другой крайности, Ричард Дрэй (Richard Dray) утверждает, что гомосексуальность так же нормальна, как и гетеросексуальность.

Этнические проблемы. Психоанализ может сделать вклад в понимание психологии этнических меньшинств, расовых предубеждений и преследования. Психоанализ помогает понять идеологию и структуру Суперэго личности, а также идентификацию с национальной, социальной, расовой или политической группами и то, как регрессивный феномен может внести раскол между членами и не членами группы, и генерировать огромное параноидальное напряжение и агрессию в конфликте, все еще не до конца исследованном. Но понять — не обязательно означает контролировать. Кто-то может, конечно, использовать психоаналитическую концепцию в отдельной идеологической структуре, которая воздействует на определенные национальные, социальные или расовые группы как результат их особых социо-культурных обстоятельств. Но психоаналитический вклад в понимание социальных конфликтов не должен быть интерпретирован как способ решения конфликтов, даже если другие науки могут использовать это понимание, чтобы пытаться найти им разрешение. Поэтому я обеспокоен по поводу преувеличения возможностей психоаналитической концепции, а также следуемого за этим неизбежного разочарования.

Синискалко — Бенвенуто: Существуют ли какие-нибудь отношения, или диалог между американским психоанализом и другими формами психотерапии, влиятельными в США в настоящее время — например, когнитивной, семейной, бихевиоральной или системной психотерапией, Юнгианским анализом, терапией Нового Возраста (New Age), etc. Рассматривают ли себя американские аналитики как аристократическую элиту психотерапии, или же они интересуются теорией и практикой других школ?

Кернберг: Современная позиция американского психоанализа такова, что психоаналитическая психотерапия очень ценна для работы с отдельными личностными нарушениями, когда существуют противопоказания против самого психоанализа, либо в случае несерьезных нарушений, при которых можно помочь с помощью психоаналитически направленной психотерапии, не подвергая пациента длительному психоанализу. Психоанализ включает психотерапевтические техники. Я сам вместе с моей исследовательской группой в течение многих лет развивал психоаналитическую психотерапию для пограничных состояний. Используя технику непродолжительного анализа, мы также совмещали его с парной и групповой терапией, семейной; и, несомненно, все это оказало влияние на соматическую групповую психотерапию, которая имеет психоаналитическое основание. Также возрастает число контактов между психоаналитической психотерапией, с одной стороны, и когнитивной бихевиоральной терапией — с другой, при лечении специфической группы пациентов. Например, исследование показало, что когнитивная и диалектическая бихевиоральная терапии — особенно метод комбинированной когнитивной и бихевиоральной терапии — являются очень эффективными при работе с хроническими суицидальными пограничными пациентами. Существует увеличивающийся интерес к сравнению психотерапевтических подходов для изучения, какие симптомы отвечают каким подходам и за счет каких механизмов. 

Взаимоотношения между школами открытые, безо всяких элитных воззрений — «только психоанализ важен, а все остальное — второй сорт», с большим пониманием того факта, что видоизмененная психоаналитическая терапия может быть лечением, выбранным многими пациентами. Психоанализ как метод имеет огромные возможности для использования психотерапевтических техник работы с отдельными людьми, группами, семьями, и эти техники развиваются в различных сферах в этой стране.

Поскольку мы много изучали показания и противопоказания, мы знаем, что некоторые значительные личностные нарушения лучше лечатся посредством психоанализа. Психоанализ представляет радикальную хирургию для определенных случаев, в которых с его помощью возможно достичь большего улучшения и изменений, чем используя любые другие методы лечения. Психотерапевтический Исследовательский Проект Фонда Меннинджера, вначале под руководством доктора Роберта Воллерштейна (Robert Wallerstein), а затем моим, работая в течение многих лет, обнаружил, что там, где психоанализ действительно показан, эффект от его применения далеко превосходит все другие методы лечения.

Синискалко — Бенвенуто: Почему американский психоанализ особенно фокусируется на нарциссизме? Не является ли это наиболее распространенным типом патологии в США?
Кернберг: Да, это достаточно распространенная патология, хотя я не знаю, в большей ли степени, чем в других странах. Это было естественным развитием, поскольку Эго-психология очень интересовалась патологией характера, то есть личностными нарушениями. Моя работа внесла небольшой вклад в освещение этого направления, но важный вклад был сделан также другими Эго-психологами: Энни Рейч (Annie Reich), Эдит Джекобсон, Хелен Тартакоф (Helen Tartakoff), Герман Ван Дер Ваалс (Herman Van Der Waals), etc. Как социальный психолог, Кристофер Лэш использовал психоаналитическую теорию нарциссизма для объяснения ряда аспектов американской культуры, чем сделал это понятие общепринятым. Но конкретные отношения между нарциссической культурой и нарциссической патологией личности не ясны. Очень соблазнительно описать конкретные культуры в понятиях определенных патологий характера, но следует иметь в виду, что, пока характер может находиться под влиянием культуры, эти отношения более опосредованны и сложны, чем кажется на первый взгляд. Например, сказать, что Викторианская эпоха с ее сексуальными репрессиями порождала истерическую культуру — это отменный первый взгляд, но при этом утрачиваются все остальные составляющие комплекса сексуальности тех лет. Или говоря, что царизм в России создал культуру депрессивных личностей, можно сказать что-то о русской психологии, но вновь при этом многое остается за бортом. Определенно, потребительское общество, подобное американскому, имеет прочную связь с потребительскими нарциссическими желаниями, но исходя из этого описывать культуру как нарциссическую — это большое допущение. Таким образом, существуют более опосредованные и сложные связи между американским потребительством и нарциссизмом личностей.