Психосексуальные различия истерии и Dementia praecox (1908).

Абрахам Карл

Доклад на Первом Международном Психоаналитическом конгрессе 26 апреля 1908г.

Психоаналитический метод познакомил нас с важными аналогиями в строении истерии и Dementia praecox. В этой области будет достаточно лишь указать на ряд важнейших моментов. Источники симптомов этих двух заболеваний заключаются в вытесненных сексуальных комплексах. В обоих случаях на образование симптомов могут оказать влияние как нормальные, так и перверсивные импульсы. Формы проявления обеих болезней большей частью одинаковы; мне стоит лишь указать на сексуальную символику. Все наблюдатели единодушны в том, что несмотря на общие черты между ними есть принципиальное противоречие. Но они до сих пор не уточнили это противоречие удовлетворительным образом. То, что они нам предлагали, было лишь незначительными различиями, которые, собственно говоря, снова демонстрировали нам лишь сходство обоих заболеваний.

Поскольку основные общие черты истерии и Dementia praecox имеют психосексуальный характер, то, естественно, возникает вопрос, где находится граница этого аналогичного поведения. Другими словами: в поиске принципиальных различий обоих заболеваний мы вновь обращаемся к психосексуальной области.

Основой в этом исследовании служат «Три очерка по теории сексуальности» Фрейда и особенно представленные в них взгляды. 0 сексуальности ребенка, сексуальных перверсиях и сексуальном влечении невротиков. Все теоретическое, что я бы хотел изложить относительно сексуальности хронических душевнобольных людей, тесным образом перекликается с теорией сексуальности Фрейда.

Ср., в особенности: Jung, C.C. Über die Psychologie der Dementia praecox. — Halle, 1907.

Freud, S. Drei Abhundlungen zur Sexualtheorie (1905d). // G. W. — Bd. 5. — S. 27, 33—145.

Выражаю благодарность за важнейшее побуждение к следующим рассуждениям, значительно расширяющим опубликованные взгляды Фрейда, за предоставленные письменные и устные сообщения господина проф. Фрейда; что-то приобрело крепкую форму в ходе бесед с господином проф. Блейлером и д-ром Юнгом во время моей работы в Цюрихской психиатрической клинике.

Самые ранние сексуальные порывы ребенка, согласно мнению Фрейда, связаны с единственной эрогенной зоной — ртом. В первые годы жизни функцию эрогенной зоны, помимо оральной зоны, берут на себя другие части тела. Первые проявления либидо у ребенка носят аутоэротический характер. На этой стадии ребенок еще не знаком с другим сексуальным объектом кроме себя самого. В последующий период развития он переходит к объектной любви. Но она не сразу принимает определенную и окончательную направленность на людей другого пола. Ребенок содержит в себе ряд парциальных влечений, под влиянием которых господство завоевывает обычно лишь одно из них, гетеросексуальное. Происходящая из других парциальных влечений энергия лишается сексуального применения и направляется на важные социальные цели; это процесс сублимации. Главное, из сублимации гомосексуальных компонентов образуется чувство брезгливости, из сублимации инфантильной любви к зрелищам и эксгибиции — стыд, из сублимации садистических и мазохистических компонентов — боязнь, сострадание и подобные чувства.

Психосексуальное развитие не исчерпывается тем, что ребенок учится переносить свое либидо на людей противоположного пола и преобразовывать прочие парциальные влечения в социальные чувства. Как сексуальный перенос, так и сублимация сексуальной энергии выходят далеко за эти границы; оба процесса обычно действуют гармонично. Художественная и научная деятельность и до определенной степени другие профессиональные занятия основываются на процессах сублимации. Люди с неудовлетворенным либидо часто переносят несвязанную сексуальную энергию на лихорадочную профессиональную деятельность. Другие направляют их избыточное либидо на социальные устремления и находят в этом, как говорит чрезвычайно точно немецкий язык, свое «удовлетворение». Лучшие силы этих источников устремляются к уходу за больными и грудными детьми, общественной благотворительности, к защите животных и т. д.

Социальное поведение человека основывается на его способности в умении приспосабливаться, но она является сублимированным сексуальным переносом. Через определенное время совместного пребывания между людьми возникает позитивный или негативный психический раппорты, выражающиеся в чувствах симпатии или антипатии. Чувства дружбы, духовной гармонии рождаются на этой основе. Поведение человека в ходе социального общения соответствует, между тем, виду реакции на сексуальное раздражение. Здесь, как и там, люди проявляют себя легко- или труднодоступными, грубыми или чуткими, прихотливыми или непритязательными. Что мы обозначаем в поведении одного как чопорность, неуклюжесть, угловатость, а в поведении другого как грациозность, ловкость и т. д., является признаком его меньшей или большей способности к приспособлению, т. е. способности к переносу.

Ср., кроме того: Rank, О. Der Künstler. Ansätze zu einer Sexualpsychologie. — Wien und Leipzig: Hugo Heller & Cie, 1907. — [ll] +85 + [1] s.

Терапевтически, так же как и при любой другой форме психического лечения, так и в психоанализе мы используем перенос. Суггестия является очевидной формой сексуального переноса, которая снова достигает ее наивысшей степени при гипнозе.

Человек переносит свое либидо не только на живой, но и на неодушевленный объект. С большей частью окружающих его предметов он находится в субъективном сравнении, которое берет начало в его сексуальности. В работе «Сновидение и миф», которая появится в скором времени, я подробно рассмотрю этот вопрос. Сейчас же я назову лишь самые значимые моменты. Наш язык приписывает род неодушевленным предметам, потому что он сравнивает их на основе определенных свойств с мужчиной или женщиной. «Человек сексуализирует мир», — как сказал Кляйнпауль. Из того же источника происходит сексуальная символика языка, которую мы вновь встречаем в сновидении и при психических расстройствах. У нас определенно наблюдается личное отношение, которое полностью соответствует сексуальной привлекательности, к предметам, которые мы любим благодаря их использованию или эстетической значимости самого различного вида. Направление вкуса при выборе предметов, между тем, соответствует выбору сексуального объекта. Степень этого вида любви к объекту очень отличается; некоторые люди в этом плане практически непритязательны, другие полностью находятся под воздействием склонности к определенному объекту, словно под воздействием страсти. С тонким пониманием этой психологической взаимосвязи немецкий язык называет того, кто не испытывает боязни пожертвовать чем-либо ради получения желаемого объекта, «любовником» и ставит его рядом с почитателем лиц женского пола. Самый выраженный вид любовника — это коллекционер. Его чрезмерное уважение к собираемым объектам вполне соответствует сексуальной переоценке возлюбленного. Страсть к коллекционированию зачастую является суррогатом сексуальной склонности; в выборе предмета коллекционирования иногда скрыта тонкая символика. Склонность к коллекционированию у молодых людей часто ослабевает после свадьбы. Известно, что с возрастом интересы коллекционирования меняются.

По отношению к нормальному сексуальному влечению выделяется сексуальное влечение невротика благодаря чрезмерной силе потребности. Затем ему не хватает внутренней гармонии: парциальные влечения не полностью подчиняются гетеросексуальному влечению в то время, когда с другой стороны появляется склонность к вытеснению гетеросексуального влечения. Представления, связанные с нормальной сексуальной деятельностью, вызывают отвращение и омерзение. На протяжении всей жизни в невротике одно парциальное влечение борется с другим, чрезмерная потребность с чрезмерным отказом. В результате этого конфликта человек заболевает. С началом невроза в сознании всплывает вытесненный материал, при этом он конвертируется в истерические симптомы. Конверсия способствует вызову вытесненных устремлений нормального или особенно перверсивного вида; симптомы болезни — это анормальная сексуальная деятельность.

Ср. Freud, S. Bruchstück einer Hysterie-Analyse (1905e [1901]). // G. W. — Bd. 5. — S. 161—286. и Sadger, I. Die Bedeutung der psychoanalytischen Methode nach Freud. // C. — 1907. — S. 41.
Abraham, K. Traum und Mythus. Eine Studie zur Volkerpsychologie. // Schriften zur angewandten Seelenkunde. — Wien und Leipzig: Deuticke, 1909. — Heft 4. — S: 1—73. [см. наст, том C. 73—142.]. Kleirtpaul, R. Leben der Sprache und ihre Weltstellung. — 3 Bde. — Bd. 3: Das Stromgebiet der Sprache. — Leipzig, 1892. — S. 468.

Невротическое либидо проявляется, помимо времени болезни, в узком смысле в виде повышенного переноса; либидо в анормальной степени занимает объекты. Так же и для сублимации возникает склонность, превышающая обычное значение.

На основе этих взглядов мы можем сравнить психосексуальное поведение людей, страдающих Dementia praecox, с психосексуальным поведением здоровых людей и невротиков. Представим себе для этого пару типов из большой группы хронических душевнобольных, которых мы вместе с Крепелином объединяем как Dementia praecox.

Мы видим пациента с тяжелой формой болезни на поздней стадии стоящим в каком-нибудь углу больницы или также беспокойно снующим туда-сюда. Он смотрит перед собой отсутствующим взглядом, галлюцинирует, шепчет пару слов, странно жестикулирует. Он ни с кем не общается и избегает любой встречи с людьми. У него нет влечения к деятельности. Он пренебрегает своим внешним видом, ест без аппетита, также марает себя или размазывает экскременты, без стыда публично онанирует. Все происходит так, словно для него вообще не существует окружения.

Человек с менее тяжелым заболеванием в общем демонстрирует такое же поведение; только оно не доходит до крайности. Он также ведет себя асоциально и отрицательно; он страдает манией преследования и величия. У него странное поведение и манера общаться, натянутая, неестественная. Он жалуется на свое интернирование, преподносит эти жалобы, как и все остальное, без адекватного аффекта. Он воспринимает процессы окружающего мира, но не проявляет к нему настоящего интереса. Он снисходит до механической работы; но не находит в ней никакого удовлетворения.

Пациент, чье заболевание не отличается грубыми проявлениями и, возможно, позволяет избегать интернирования, чувствует себя ущемленным со стороны других людей, не ладит со своими родственниками, не находит друзей, но и не ощущает их недостатка. У него нет потребности в уюте, такте и деликатности. Мы не получаем от него приветливого раппорта. Возможно, он обладает большим интеллектом, чем обычный, но его успехи, как правило, не полноценны. То, что он производит с точки зрения интеллекта, чаще всего странно и неестественно, нарушает эстетику и не нуждается в нормальной эмоциональной окраске.

[Kraepelin, E. Psychiatrie, ein Lehrbuch. — 2 Bde. — Leipzig, 1898.]

Все эти формы вместе — одинаковые аномалии эмоциональной жизни; различия в этом направлении очень незначительны. Из легкой формы может развиться тяжелая; тяжелая форма может подвергаться значительной ремиссии. В то время как представления здоровых людей отличаются адекватными чувствами, у представлений таких больных отсутствует адекватная эмоциональная окраска. Но мы, однако, должны свести всякий чувственный перенос к сексуальности. Мы приходим к выводу, что Dementia praecox уничтожает способность к сексуальному переносу, к объектной любви.

Первая бессознательная сексуальная склонность ребенка проявляется по отношению к родителям, в особенности по отношению к родителю противоположного пола. Также среди братьев и сестер имеет место оживленный перенос. Но часто это приводит к таким чувствам, как протест, ненависть, особенно по отношению к родственникам одного пола. Они ослабевают под влиянием воспитания и других экзогенных факторов вытеснения. При нормальных отношениях между детьми и родителями появляется чувство симпатии, чувство единства. У истериков эта симпатия по отношению к одному человеку становится часто болезненной, по отношению к другому — переходит в резкий отказ. У больных, страдающих Dementia praecox, как правило, отсутствует симпатия к родственникам; мы обнаруживаем равнодушие или выраженную враждебность, переходящую в манию преследования.

Образованный пациент получает известие о смерти матери, которая, несмотря на его поведение, представляющее собой постоянный отказ, на протяжении всей его болезни сохраняла к нему нежную любовь. Его реакция на данное известие заключалась в том, что он нехотя сказал: «Это самая последняя новость?» Это обычное явление, что Dementia praecox таким же образом ведет к ослаблению чувств родителей к своим детям.

У одного молодого человека, за которым я наблюдал, болезнь началась очень рано. В раннем детстве он в такой степени переносил свои чувства на мать, что в возрасте 3 лет однажды заявил: «Мама, если ты умрешь, то я брошу себе в голову камень и тоже умру». Он не давал ни минуты отцу для общения с ней, во время прогулок все ее время занимал собой, ревностно контролировал ее и ненавидел своего брата. С малых лет он проявлял анормальную склонность к протесту; его мать говорит о нем: «Уже в то время он был духом, который все отрицает». Он не общался с другими мальчишками, а был привязан только к матери. В 13 лет дома он был настолько недисциплинированным, что родители были вынуждены отдать его в чужие руки. Мать привезла его на новое место жительства. С момента расставания он полностью изменился. Прежняя чрезмерная любовь и нежность к матери превратились в абсолютную холодность. Он писал сухие, формальные письма, в которых никогда не упоминал мать. Постепенно у пациента развился тяжелый галлюцинаторный психоз, в развитии которого все отчетливее становилось опустошение эмоциональной жизни.

Здесь ничего не следует говорить о процессе болезни при более «тяжелой» или «легкой» форме заболевания, а только о практических (социальных) последствиях заболевания.

Согласно психоаналитическим исследованиям, очень часто на место прежней чрезмерной симпатии душевнобольных приходит сильная враждебность. Такое удаление либидо от одного объекта, на который оно раньше было направлено с особой интенсивностью, неминуемо при Dementia praecox.

В анамнезе наших пациентов это встречается исключительно часто: он (или она) долгое время был спокоен, был склонен к размышлениям, ни с кем не общалася, избегал общения и развлечений, никогда не был радостен, как другие. Такие люди уже давно не обладали настоящей способностью переносить свое либидо на окружающий мир. В дальнейшем эти люди образуют в клинике асоциальные элементы. В их словах отсутствует эмоциональное содержание. Они с одинаковым тоном, с одинаковой мимикой говорят о самом святом и самом ничтожном. Только если во время беседы упоминается комплекс, то появляется реакция аффекта, которая может быть очень сильной. Больные, страдающие Dementia praecox, в определенном смысле легко поддаются влиянию, и это могло бы быть противоречием в отношении условного недостаточного сексуального переноса. Подверженность влиянию в этом случае иная, чем при истерии. Как мне кажется, она заключается исключительно в том, что пациент не противится тому или иному воздействию, поскольку он сразу становится индифферентным, чтобы оказать сопротивление (автоматическое послушание Крепелина). Рассеивание внимания имеет в этом случае немаловажное значение. Таким образом, мне кажется, эта подверженность влиянию была просто отсутствием сопротивления. Она довольно быстро переходит в сопротивление. Негативизм при Dementia praecox является полной противоположностью переносу. Больные (в отличие от истериков) лишь в ограниченной степени поддаются гипнозу. Также при попытке психоанализа мы замечаем отсутствие переноса; едва ли это учитывается при Dementia praecox в качестве терапевтического метода.

В ходе общения с пациентами мы также замечаем недостаточный перенос. Мы никогда не видим их более веселыми. У них отсутствует чувство юмора. Их смех поверхностный или напряженный, или грубо-эротический, они никогда не смеются от души. Часто он означает не веселье, а присутствие комплекса — это касается типичного смеха у людей, страдающих галлюцинациями, так как галлюцинации всегда связаны с комплексом. Поведение больных неловкое и чопорное; это особенно четко указывает на отсутствии апплика­ ции с окружающим миром. Крепелин очень выразительно говорит о «потере грации».

Потребность сделать окружение комфортным и дружелюбным утрачивается у больных. У них отсутствует как привязанность к людям, так и преданность делу и профессии. Больные с удовольствием уходят в себя, и что мне кажется особенно характерным, — они не знают скуки. Больных в больницах, конечно, можно приучить к полезному труду. Сюда относится трудовое внушение, которому пациенты равнодушно подчиняются, без проявления радости к работе. Если заканчивается суггестия, они прекращают работу. Кажущееся исключение составляют лишь те пациенты, которые неустанно работают с утра до вечера без отдыха. Этот труд происходит исключительно ради комплекса. Больной, к примеру, целиком и полностью занят в сельском хозяйстве клиники, поскольку он считает всю территорию клиники своей собственностью. Высокоодаренный пациент неустанно трудится в посудомоечной своего отделения и не допускает помощи посторонних. Он слышит, как в воде раковины говорят эльфы. Однажды они сказали ему, что он придет к ним, если после смерти вымоет еще 100 ООО тарелок. Мужчина в возрасте 80 лет не интересовался ничем, кроме этой работы, которой он предавался среди тайных церемоний.

К предметам, к своей собственности у больных больше нет интимного отношения. Все, что их окружает, непривлекательно для них. Однако, часто они активно выражают требование к одному предмету; но исполнение желания не производит на них впечатления. Они также очень тщательно хранят определенные предметы, но при удобном случае все-таки выясняется, что они вовсе не привязаны душой к вещам. К примеру, пациент собирает много обычных камней, называет их драгоценными и приписывает им огромную ценность. Ящик, где он их хранил, в конце концов, сломался от тяжести. Пациент протестовал против вмешательства в его права, когда убирали камни. Он не горевал о потерянной драгоценности, а собирал новые гальки. Они так же хорошо становились символом его богатства, как и прежние. В отсутствии радости по отношению к предметам у больных также отчасти коренится страсть разрушения.

Очень часто расстройство относится не только к тем тонким социальным сублимациям, которые постепенно обрадовались на протяжении жизни, а также и к тем, что возникли в раннем детстве: стыд, отвращение, моральные чувства, сострадание и т. д. Точное исследование в каждом случае Dementia praecox должно было бы давать минимум частичное прекращение этих чувств. В тяжелых случаях нарушение сразу заметно. Самые ужасные случаи этого вида — это обмазывание экскрементами, выпивание мочи, которые сразу указывают на утрату чувства отвращения, так же, как и навязчивое эротическое поведение, эксгибиция позволяют судить об утрате чувства стыда. Вспомним о поведении ребенка, который еще не испытывает отвращения к экскрементам и который не стыдится своей наготы. Сюда же относится безудержность, с которой больные рассказывают об интимных подробностях своей жизни. Таким образом, они отталкивают от себя реминисценции, которые не имеют для них ценности и интереса. О том, что у них исчезает чувство сострадания, нам говорит их поведение с жестокими поступками, которые они совершили. Однажды я видел такого больного, который немного позже застрелил ни в чем неповинного соседа и серьезно ранил его жену, с абсолютным спокойствием рассказывал о мотивах своего поступка и о нем самом, жадно поедая при этом поданную ему еду.

Из сказанного выше мы узнаем о двух рядах проявлений: одни показывают, что либидо отходит от живого и неодушевленного объекта, другие — потерю чувств, возникших в результате сублимации. Таким образом, Dementia praecox ведет к гибели объектной любви и сублимации. Такое состояние сексуальности известно нам лишь в раннем детстве. Мы назвали его здесь понятием Фрейда «аутоэротизм». Также в это время отсутствуют нагруженность объекта и сублимация. Психосексуальная особенность Dementia praecox состоит в возвращении больного индивидуума к аутоэротизму. Симптомами болезни является форма аутоэротической сексуальной деятельности.

Само собой разумеется, нельзя говорить, что каждый сексуальный порыв больных должен быть чисто аутоэротическим. Но, пожалуй, любое проявление симпатии больных к другому человеку исходит от блеклости их аутоэротизма. Если мы замечаем у больных женского пола кажущуюся сильной, даже бурно выражающуюся любовь, то вместе с этим нам всякий раз бросается в глаза недостаток чувства стыда. Но для нас потеря чувства стыда как продукта сублимации означает шаг в направлении аутоэротизма. Кроме того, мы видим, как эти больные быстро и без разбора влюбляются в другого человека, которого меняют столь же поспешно на другого. В учреждении всегда есть женщины, влюбленные во врачей; вскоре каждая из них бредит мыслью о помолвке или свадьбе с врачом, о том, что она ждет от него ребенка, в каждом его слове она видит проявление любви. Как только врач исчезает, его место в эмоциональной жизни быстро занимает его преемник. Больные еще в состоянии проецировать свою сексуальную потребность на другого человека, но не способны к действительной аппликации по отношению к любимому человеку.

Другие пациенты многие годы испытывают воображаемую любовь; она существует лишь в их фантазии — возможно, они никогда не видели сексуальный объект; в действительности они ограждают себя от любого соприкосновения с каким-либо человеком. Коротко говоря, какое-либо проявление аутоэротизма всегда доказуемо. В таких случаях, когда выздоровление больных инсценируется посредством глубокой ремиссии, недостаточная способность аппликации к внешнему миру является, как правило, той болезненной чертой, которую легче всего распознать.

Один из наблюдаемых мной пациентов в своих многочисленных письмах к себе обращался на «ты»; он был единственным объектом, интересующим его.

Больной, отводящий свое либидо от объектов, противопоставляет себя тем самым всему миру. Теперь он в одиночку противостоит враждебному ему миру. Кажется, словно идеи преследования особо направлены на того человека, на которого пациент в первый раз в особенной мере перенес либидо. Во многих случаях преследователь был бы первоначально сексуальным объектом, а происхождение мании преследования носило бы эрогенный характер.

В аутоэротизме Dementia praecox заключается не только источник мании преследования, но и источник мании величия. При нормальных отношениях между двумя людьми, которые переносили друг на друга свое либидо, возникает отношение взаимной влюбленной переоценки (которую Фрейд называет «сексуальной переоценкой»). Душевнобольной переносит все либидо, которое здоровый человек направляет на живые и неодушевленные объекты окружения, полностью на себя как на единственный сексуальный объект. Сексуальная переоценка также относится лишь к нему. Она принимает огромные масштабы, он сам для себя является миром! Рефлексивная или аутоэротическая сексуальная переоценка, направленная на Я, является источником мании величия при Dementia praecox.

Таким образом, мании преследования и величия тесно связаны друг с другом. Любая мания преследования при Dementia praecox имплицитно содержит манию величия.

Аутоэротическая изоляция от внешнего мира влияет не только на реактивное поведение больного, но и на рецептивное. Больной замыкается в себе, укрываясь от устремленного на него реального чувственного восприятия. Его бессознательное формируется галлюцинаторным способом чувственного восприятия, если оно соответствует замещенным желаниям. Больной настолько далеко уходит в самоизоляцию от внешнего мира, что в какой-то степени объявляет ему бойкот; он больше не производит для него и не берет у него, он сам делит монополию на поставку впечатлений.

Отвод либидо от внешнего мира является основой образования мании преследования в общем. Но здесь невозможно остановиться на других факторах, принимающихся во внимание.

 [Freud, S. Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie (1905d). // G. W. — Bd. 5. — S. 27—145.]

Я рассматриваю сексуальную переоценку как источник мании величия при Dementia praecox в общем. Особая форма мании — идея величия — детерминируется определенным вытесненным желанием.

Пациент, не интересующийся внешним миром, уйдя в себя, влачит жалкое существование, производит впечатление отупелости из-за своего застывшего выражения лица, при обычном рассмотрении кажется умственно, но добродушно поглупевшим. Для обозначения такого состояния подходит выражение «Demenz» ' . Т о ж е самое выражение применяется для обозначения последствий других психозов, отличных от интересующих нас в этом случае форм. Я имею в виду эпилептическую, паралитическую и старческую деменцию. Общим для этих состояний является действие — снижение интелектуальных показателей — также лишь в определенной степени. Если иметь в виду только это, то можно применять одинаковые названия. Нужно опасаться всех вещей, как часто бывает, называть бредовую мысль «слабоумной», потому что она абсурдна. Тогда абсурдности сновидений также следовало бы обозначать бессмысленными. Паралитическая деменция, равным образом и старческая, основательно разрушает умственные способности, она приводит к значительным явлениям выпадения. Эпилептическая деменция ведет к чрезвычайному оскудению и монотонности жизни представлений, к затруднению восприятия. Изменения, происходящие при этих заболеваниях, в крайнем случае приводят к периодическим затишьям, но в общем являются прогрессивными. «Demenz» при Dementia praecox, напротив, основывается на эмоциональной изоляции. Умственные способности сохраняются; частое утверждение обратного никогда не было доказано. В результате аутоэротической изоляции больной не воспринимает только новые впечатления и совсем не реагирует на окружающий мир, либо реагирует анормальным образом. Состояние может прекратиться в любой момент, ремиссия может достичь такой степени, что вряд ли когда-нибудь возникнет подозрение об умственном недостатке.

[Demenz — Demens (лат.) — безумие.].

Во время, когда «Demenz» при Dementia praecox является аутоэротическим феноменом, когда при этом состоянии мы замечаем каждую нормальную эмоциональную реакцию на окружающий мир, эпилептические или органические слабоумные реагируют чрезвычайно живо, с чувством, насколько они еще способны на это, чтобы понять процесс. Эпилептик никогда не ведет себя индифферентно, он находится в эмоциональном изобилии со стороны любви или ненависти. Он в чрезвычайной мере переносит свою любовь на людей и предметы, он доказывает своим родственникам свою любовь и благодарность. Он получает удовольствие от своей работы и сильно привязан к своей собственности, бережно хранит каждый клочок бумаги и каждый раз с удовольствием рассматривает свои драгоценности.

В аутоэротизме также есть противопоставление Dementia praecox в отношении истерии. Здесь отвод либидо, там — чрезмерный захват объекта, здесь потеря способности к сублимации, там - повышенная сублимация.

Часто мы можем наблюдать психосексуальные особенности истерии уже в детстве, в то время как начало более серьезных проявлений болезней появится намного позже. Но часть случаев демонстрирует также уже в детстве манифестные признаки болезни. Из этого мы можем сделать вывод о том, что психосексуальная конституция истериков является врожденной. Такой же вывод действителен и для Dementia praecox. Чрезвычайно часто в анамнезах обнаруживается, что больные и раньше были странными и мечтательными и не были ни к кому привязаны. Они уже задолго до начала болезни не могли переносить свое либидо и поэтому уступали место фантазии своего любовного приключения. Едва ли хоть в одном случае отсутствуют эти особенности. Также следует указать на особенно большую склонность этих людей к онанизму. Таким образом, эти индивиды никогда не смогут полностью преодолеть инфантильный аутоэротизм. Любовь к объекту развита у них не полностью, и поэтому, когда болезнь становится манифестной, они окончательно обращаются к аутоэротизму. В соответствии с этим психосексуальная конституция Dementia praecox основывается на торможении развития. Небольшое количество случаев, которые демонстрируют серьезные психотические проявления уже в детстве, блестяще подтверждает эту точку зрения, в то время как они позволяют отчетливо распознать патологическое пребывание при аутоэротизме. Один наблюдаемый мною пациент уже на третьем году жизни проявлял выраженный негативизм. Когда его мыли, он судорожно сжимал пальцы в кулак и не давал их вытирать. Будучи учеником шестого- седьмого классов гимназии он вел себя так же. Тот же пациент на третьем году жизни в течение месяца не хотел испражняться; мать вынуждена была на протяжении многих дней просить его избавиться от этой привычки. Этот пример показывает болезненное удержание на одной эрогенной зоне — типичное аутоэротическое явление. Молодой пациент, о котором я рассказывал, что он в свои тринадцать лет внезапно отвел свое либидо от матери, также негативистски вел себя уже в раннем детстве.

Торможение психосексуального развития выражается не только в том, что индивид не полностью преодолевает аутоэротизм, но также и в анормальной устойчивости парциальных влечений. Эта особенность, заслуживающая особого и тщательного изучения, будет проиллюстрирована здесь только посредством одной черты из истории болезни подобного пациента, аутоэротично-негативистское поведение которого я только что представил. Однажды, когда из-за отказа от пищи врач кормил его (в возрасте 27 лет) с помощью желудочного зонда, он воспринял это вмешательство как педерастический акт, а врача как гомосексуального преследователя. Здесь на одном примере мы можем видеть проявление гомосексуального парциального влечения, его смещение с анальной зоны на другую эрогенную зону (по Фрейду «перемещение вверх») и эрогенное происхождение мании преследования.

Анормальная устойчивость парциального влечения также свойственна и неврозам. Они тоже указывают на торможение в психосексуальном развитии. Но в этом случае отсутствует аутоэротическая тенденция. Расстройство при Dementia praecox проявляется намного сильнее; индивид, который никогда не мог полностью освободиться от самой глубокой стадии психосексуального развития, все больше и больше возвращается прогрессирующей болезнью в аутоэротическую стадию.

[Freud. S. Bruchstück einer Hysterie-Analyse (1905e [1901]). //G. W. — Bd. 5. — S. 161—286.]

Гипотеза об анормальной психосексуальной конституции в смысле аутоэротизма, как мне кажется, объясняет большую часть проявлений болезни Dementia praecox и делает недавно обсужденные гипотезы о токсине излишними.

Конечно, невозможно в одном коротком докладе показать все бесчисленные феномены болезни, которые можно свести к торможению в развитии. Также на сегодняшний день подробное сочинение было бы не в состоянии сделать это. Потому что анализ психозов на основе учения Фрейда понятен с самого начала. Кажется, он призван для того, чтобы дать нам объяснения, которые нельзя получить другим путем. В первую очередь я имею в виду дифференциальнодиагностическое разделение Dementia praecox, истерии и невроза навязчивости. Лишь потом мне кажется доступным генезис различных форм безумия для аналитического исследования. Может быть, этот метод поможет нам прийти к ясности в вопросе умственных нарушений в картине болезни Dementia praecox, от понимания которых мы сегодня еще очень далеки.