СНЫ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ

Юнг Карл Густав

Карл-Густав ЮНГ

СНЫ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ

Председательствующий (д-р Эммануэль Миллер):

Я не буду отнимать время у профессора Юнга, а просто скажу, насколько я рад быть нынешним вечером в роли председательствующего. Однако я оказался в весьма невыгодном положении: я не имел возможности посетить предыдущие лекции и поэтому не знаю, к каким глубинам бессознательного профессор Юнг уже успел вас подвести, но я думаю, что сегодня он продолжит знакомить вас со своим методом анализа сновидений. 

Профессор Юнг:

Интерпретация глубинных снов, типа того, который мы рассматривали выше, никогда не будет достаточной, если мы останемся в сфере индивидуального. Этот сон содержит архетипический образ, являющийся неизменным свидетельством того, что психологическая ситуация сновидца простирается за пределы чисто индивидуального слоя бессознательного. Его проблема больше уже не является всецело личным делом, отныне она суть нечто, касающееся проблем человечества в целом. Об этом говорит символ чудовища. Этот символ воскрешает героический миф, да и ассоциация с битвой у "Святого Якоба" апеллирует к тому, что значимо для всех. 

Способность использовать общую точку зрения имеет огромное терапевтическое значение. Современная терапия не так много об этом знает, но древняя медицина была хорошо знакома с тем, что перенесение индивидуального заболевания на более высокий и более безличный уровень имеет целительное действие. Например, в Древнем Египте к человеку, которого укусила змея, звали жреца-лекаря, тот брал в библиотеке храма свиток с мифом о боге Ра и его матери Изиде и зачитывал больному. Изида сделала ядовитого червяка и спрятала его в песке, а бог Ра наступил на эту змеюку и был укушен ею, от чего испытал страшную боль и оказался на грани смерти. Поэтому боги приказали Изиде сделать зелье, которое бы выгнало из него яд. Идея заключалась в том, чтобы больной, впечатленный услышанным рассказом, тоже выздоровел. Нам это представляется невозможным. Мы не можем себе вообразить, чтобы чтение, например, сказок братьев Гримм, могло излечить от брюшного тифа или пневмонии. Но мы принимаем в расчет лишь нашу современную рациональную психологию. Для того, чтобы понять этот эффект, нам необходимо обратиться к психологии древних египтян, которая была совершенно иной. А сами люди не так уж сильно отличались от нас. Даже с нами некоторые вещи могут творить чудеса; порой духовное утешение или психологическое влияние могут или вылечить, или хотя бы помочь вылечить заболевание. Безусловно, это в большей степени относится к человеку, принадлежащему к более примитивному уровню и с более архаической психологией. 

На Востоке значительная часть практической терапии построена на этом принципе перехода от чисто индивидуального заболевания к общезначимой ситуации; такой метод практиковался и в древнегреческой медицине. Естественно, коллективный образ или же его аппликация должны соответствовать конкретному психологическому состоянию пациента. Миф или легенда произрастают из архетипического материала, констелляция которого происходит во время болезни, и психологический эффект заключается в том, чтобы подвести пациента к общечеловеческому значению его конкретной ситуации. Например, укус змеи является архетипической ситуацией, и поэтому вы обнаруживаете этот мотив во многих сюжетах. Когда архетипическая ситуация, лежащая в основе болезни, находит правильное выражение, пациент выздоравливает. Если же адекватное выражение не найдено, человек, предоставленный самому себе, возвращается в изоляцию болении; он одинок и не имеет связи с миром. Однако если вы ему покажете, что этим его недугом страдают все - порой даже боги, он оказывается в окружении людей и богов, - знание об этом дает целительный эффект. Современная духовная терапия использует тот же самый принцип: страдание и болезнь сравниваются с муками Христа, и мысль об этом приносит утешение. Индивид поднимается над своим жалким одиночеством и становится носителем героической судьбы, подобно страданиям и смерти богов, несущей высшее благо для всего мира. Когда древнему египтянину показывали, что он переживает судьбу бога Солнца Ра, он становился в одни ряд с Фараоном, сыном и земным воплощением богов; таким образом, простой человек приобщался к богам, и это приводило к такому высвобождению энергии, что уже не вызывает удивления, как ему удавалось превозмогать свою болезнь. При определенном состоянии сознания обычные люди способны вынести многое. У примитивных народов нередко встречается умение в определенных состояниях ходить по раскаленным углям или же наносить себе страшные увечья, не чувствуя при этом никакой боли. Точно так же выразительный и адекватный символ может в такой мере мобилизовать силы бессознательного, что это воздействует даже на нервную систему и на реакции тела. 

Если речь идет о страданиях в психологическом смысле, неизменно изолирующем индивида от толпы так называемых нормальных людей, ему тоже очень важно понять, что данный конфликт - не просто его личная неудача, а то, чем страдают все, проблемой, гнетущей целую эпоху. Эта общая точка зрения поднимет индивида над собой, объединяя его с человечеством. Страдание не обязательно должно означать невроз; у нас бывают подобные переживания и в совершенно обычных состояниях. Например, если вы живете в благополучном окружении и внезапно теряете все деньги, вашей естественной реакцией будет мысль о том, что это страшный позор и что вы один такой осел, чтобы все потерять. Но совершенно иное дело, когда все вокруг разоряются, - с этим-то вы смиритесь. Коль скоро другие люди находятся в таком же печальном положении, я чувствуют себя значительно лучше. Если человек заблудился в пустыне или оказался один на льдине, если в опасной ситуации ему пришлось взять на себя ответственность за других людей, он будет чувствовать себя ужасно. Но если заблудился целый батальон, в котором он только солдат, он будет вместе со всеми бодриться, отпускать шуточки и не почувствует опасности. Опасность не уменьшается, но в группе себе подобных индивид воспринимает ее совсем не так, как если бы он оказался с ней один на один. 

Всякий раз, когда в снах появляются архетипические фигуры, особенно если это происходит на последних стадиях анализа, я объясняю пациенту, что его случай не является сугубо частным и индивидуальным, что его психика достигает уровня, универсального для всего человечества. Такая точка зрения очень важна, ибо невротик свой невроз переживает как ужасный позор и изоляцию. Но если он знает, что его проблема носит общий, а не чисто индивидуальный характер, это все меняет. В случае нашего сновидца, если бы я намеревался продолжать лечение, я бы обратил его внимание на тот факт, что в его последнем сне присутствует общечеловеческий мотив. Он сам в своих ассоциациях осознавал этот мотив противостояния между героем и драконом. 

Борьба героя с драконом как символ типичной человеческой ситуации является постоянным мифологическим мотивом. Одно из самых ранних его литературных воплощений - вавилонский космогонический миф, в котором бог-герой Мардук сражается с драконом Тиамат. Мардук - бог весны, а Тиамат - мать-дракон, первобытный хаос. Мардук убивает ее и расчленяет на две части. Из первой он создает небеса, а из второй - Землю. 

Еще более впечатляющей параллелью нашему случаю является великий вавилонский эпос о Гильгамеше. Великий царь и герой Гильгамеш, подобно нашему сновидцу, - человек с честолюбивыми планами, настоящий образцовый карьерист. Все люди, как рабы, работают на него: они строят город, окруженный мощной стеной. Женщины, чувствуя пренебрежение с его стороны, жалуются на своего безрассудного тирана богам. Боги решают наказать его. В переводе на психологический язык это означает, что Гильгамеш живет лишь своим сознанием, голова у него с крылышками, она теряет связь с телом, и тело хочет сообщить об этом. Его реакцией будет невроз, то есть констелляция совершенно противоположного фактора. Как этот невроз описан в поэме? Боги решают "вызвать", то есть создать человека, подобного Гильгамешу. Они создают Энкиду; правда, в некоторых аспектах он иной, чем Гильгамеш. Он длинноволос, как пещерный человек, живет среди диких зверей в степи, пьет из источников вместе с газелями. Гильгамеш, все еще оставаясь нормальным, видит совершенно нормальный сон о намерениях богов: как будто ему на спину падает звезда и превращается в могучего воина, Гильгамеш бьется с ним, но все его движения чем-то скованы. Наконец, он одерживает победу и бросает противника к ногам своей матери, а та "делает его равным" Гильгамешу. Его мать - мудрая женщина, она истолковывает сон как знак того, что Гильгамеша ожидает опасность. Энкиду уготовано сражаться с Гильгамешем и победить его, однако Гильгамешу разными уловками удается сделать его своим другом. Усилием воли и хитростью он заглушает реакцию своего бессознательного, да и своего противника убеждает в том, что они друзья и могут действовать заодно. Вот теперь дела обстоят хуже, чем когда бы то ни было раньше. 

Еще в самом начале Энкиду снится гнетущий сон - подземелье, где обитают мертвые, но несмотря на это Гильгамеш затевает большой и опасный поход. Совсем как герои, Гильгамеш и Энкиду отправляются в путь, чтобы победить Хумбабу - страшное чудовище, поставленное богами охранять их капище на кедровой горе. Голос его подобен буре, и всякий, кто приближается к лесу, падает, не в силах противостоять ему. Даже бесстрашный могучий Энкиду обеспокоен этой затеей. Ему не дают покоя дурные сны, которые он воспринимает всерьез, подобно той подчиненной личности внутри нас, над коей мы склонны посмеиваться, когда эта наша подчиненная составляющая заявляет о себе через разного рода предрассудки относительно каких-то дат и т.п., - и тем не менее эта подчиненная личность не успокаивается. Энкиду суеверен, перед тем, как отправиться в лес, он видит дурные сны и предчувствует, что все может плохо кончиться. Однако Гильгамеш истолковывает эти сны как обнадеживающие. Он опять обходит реакции бессознательного, Хумбаба побежден - его голову с триумфом вносят в город. 

И тут решают вмешаться боги, точнее богиня - Иштар, которая пытается победить Гильгамеша. Вечная Женственность является предельным принципом бессознательного, и с истинно женской хитростью Иштар обещает Гильгамешу, что, если он станет ее возлюбленным, он будет подобен богам, а силы его и богатство вырастут безмерно. Однако Гильгамеш не верит ни единому ее слову, он грубо отвергает ее, уличая богиню в коварстве и жестокости по отношению к своим возлюбленным. Разъяренная Иштар просит богов создать огромного быка; бык сходит с неба и разрушает всю страну. Начинается великая битва, сотни людей погибают от смертоносного дыхания божественного быка. Однако с помощью Энкиду Гильгамеш убивает его и снова празднует победу. 

Переполняемая яростью и болью Иштар спускается на городские стены, но здесь ее встречает Энкиду, чтобы надругаться над ней. С проклятьями он бросает ей в лицо члены разорванного на куски быка. Это - кульминация, затем наступает развязка. Энкиду продолжает видеть зловещие сны и после тяжелой болезни умирает. 

Это означает полный разрыв сознания с бессознательным; бессознательное уходит из поля зрения, Гильгамеш остается один со своим горем. Ему трудно смириться с утратой друга, но еще сильнее его страх перед собственной смертью. Увидев своего друга мертвым, он оказывается перед лицом того факта, что и сам он - существо смертное. Теперь одно лишь желание гложет его - достичь бессмертия. И он отправляется на поиски лекарства от смерти, поскольку ему известно, что где-то далеко на Западе живет древний старик, его предок, обладающий вечной жизнью. Так начинается путешествие в потусторонний мир - в Некию, причем, подобно Солнцу, Гильгамеш идет на Запад, через ворота небесной горы. Он преодолевает неимоверные трудности, и даже боги не противятся его планам, хотя и предупреждают, что ищет он напрасно. Наконец Гильгамеш достигает цели своего путешествия и просит старца рассказать ему о целебном средстве. На дне моря он находит магическую траву бессмертия - pharmakon athanasias - и возвращается с ней домой. Хотя он и утомлен дорогой, его переполняет радость, ведь у него есть чудодейственное лекарство, и теперь нет нужды думать о смерти. Но в то время, когда он совершал омовение, змея, учуяв траву бессмертия, похитила ее. По возвращении домой он продолжает строить планы по укреплению города, но не находит и в этом успокоения. Ему хочется знать, что происходит с человеком после смерти, и в конце концов вызывает дух Энкиду, который появляется через некую дыру из-под земли, и то, что он сообщает Гильгамешу, крайне печально. На этом эпос заканчивается. Окончательная победа остается за холоднокровным животным. 

Целый ряд снов с аналогичными мотивами был описан еще в древности, и я приведу небольшой пример того, как поступали наши древние коллеги - толкователи снов первого столетия по Р.Х. Об этом случае сообщает Иосиф Флавий в истории Иудейской войны, в которой повествуется также о разрушении Иерусалима. 

Тетрархом Палестины был человек по имени Архелай - необычайно жестокий римский правитель, который, подобно всякому провинциальному властителю, расценивал свое положение как возможность обогатиться, и присваивал все, что только попадалось под руки. Поэтому к императору Августу отправились посланцы с жалобой на тетрарха. Случилось это на десятый год Архелаева правления. Примерно в это же время ему приснился сон - он увидел девять больших спелых колосьев, пожираемых голодными волами. Архелай встревожился и призвал ко двору "психоаналитика", но тот либо не знал, либо просто побоялся поведать правду и уклонился от ответа. Архелай позвал других "психоаналитиков", но и те точно так же отказались как-то объяснить этот сон. 

Однако тогда существовала своеобразная секта - ессеи, или "терапевты" - люди с более независимыми взглядами. Они жили в Египте, вблизи Мертвого моря, и можно предположить, что Иоанн Креститель, равно как и Симон Маг, были как-то связаны с ними. И вот, возлагая на это последнюю надежду, послали за человеком по имени Симон Ессей, который сказал Архелаю: "Колосья пшеницы означают годы твоего царствования, а волы - грядущие перемены. Девять лет прошло, и теперь твоя судьба должна круто измениться. Голодные волы означают твою гибель". В тех краях подобный образ должен был быть понятен каждому. Поля приходилось постоянно охранять от опустошительных набегов скота. Если побеги невысоки - просто беда, когда по ночам волы прорываются через ограду на поле, топчут и пожирают хлеба, и уже к утру урожая целого года как не бывало. А теперь о том, как подтвердилось это истолкование. Спустя всего несколько дней римский посланник, прибывший с тем, чтобы разобраться во всем, устранил Архелая, лишил всего, чем тот располагал, и выслал его в Галлию. 

У Архелая была жена, Глафира, и ей тоже приснился сон. Произошедшее с мужем, конечно же, потрясло ее. Во сне она увидела своего первого мужа (Архелай был третьим), который когда-то был устранен самым безжалостным образом: он был убит, и убийцей его, вероятнее всего, был Архелай. В те времена все делалось весьма грубо. Итак, прежний муж Глафиры, Александр, явился к ней во сне, осуждая ее, и сказал, что намерен вернуть ее в свой дом. Симон не истолковывал это сновидение, так что его анализ остается на наше усмотрение. Здесь важно то, что Александр был мертв, то есть Глафира увидела умершего мужа. Тогда это должно было однозначно пониматься как появление призрака данного человека. То, что он сказал о своем намерении вернуть себе жену, означает, что он собирается забрать ее в Гадес. И действительно, через несколько дней она наложила на себя руки. 

В случае со сном Архелая толкователь поступил весьма разумно. Он понял его точно так же, как объяснили бы его и мы, хотя наши сны обычно имеют гораздо более сложную природу. Я замечал, что сновиденья столь же сложны или просты, как и сам сновидец. Правда, его сознание всегда немного отстает от них. Свои собственные сны я понимаю не лучше, чем любой из вас, ибо они всегда в чем-то выше моего понимания и они представляют для меня такую проблему, как и для всякого, кто ничего не знает о толковании снов. 

Еще одной интересной параллелью нашему случаю будет история, которая всем вам известна из четвертой книги Даниила. Завоевав Мессопотамию и Египет, царь Навуходоносор возомнил себя величайшим из повелителей, ведь теперь ему принадлежал весь обозримый мир. Потом ему приснился сон, характерный для всякого зарвавшегося arriviste. Ему приснилось огромное дерево, достающее до небес и осеняющее тенью всю землю. Но святой небесный сторож приказал срубить это дерево, обрезать все ветви и обобрать все листья, так что остался один голый ствол, и далее сновидцу суждено жить среди зверей, он лишается своего человеческого сердца и получает звериное.

Естественно, никто из астрологов, мудрецов и толкователей сновидений не решился на какие бы то ни было объяснения. Лишь Даниил, уже зарекомендовавший себя во второй главе как смелый аналитик (он даже прозрел сон, который сам Навуходоносор не мог вспомнить), понял значение этого сновидения. Он предупредил царя, что если тот не раскается в своей жадности и несправедливости, сон сбудется. Однако царь продолжал и дальше поступать по-прежнему, наслаждаясь своим могуществом. И тогда раздался голос с небес; обрушив на него страшное проклятье, он подтвердил пророчество сновиденья. И все случилось так, как было предречено. Навуходоносор был изгнан жить среди зверей и сам стал вроде зверя. Он ел траву, подобно волам, его тело омывалось небесной росой, он оброс длинными волосами, похожими на орлиные перья, а ногти его стали, как птичьи когти. Он вернулся к первобытному состоянию и был лишен разума за то, что злоупотребил им. Он опустился даже ниже первобытного человека, стал Хумбабой-чудовищем. Все это символизирует полный регресс и дегенерацию человека, вставшего на путь самообмана. 

Здесь, как и в случае нашего пациента, мы имеем дело с вечной проблемой успеха за счет самообмана и противодействия со стороны бессознательного. Поначалу противоречие это обнаруживает себя в снах, и если от них отмахнуться, оно приводит к непоправимым последствиям в реальной жизни. Эти исторические сны, как вообще все сны, выполняют компенсаторную функцию: они являются свидетельством (или, если угодно, симптомом) того, что индивид пребывает в разногласии с бессознательным, что где-то он сбился со своей тропы. В какой-то момент он стал жертвой собственных амбиций и нелепых прожектов, и если он будет продолжать не замечать этого, пропасть будет расти, пока он не сорвется в нее, подобно нашему пациенту. 

Я хочу подчеркнуть, что весьма опасно интерпретировать сон, не входя детально в его контекст. Ни в коем случае не исходите из какой бы то ни было теории, всегда спросите сначала у пациента, какие чувства у него вызывают образы, увиденные во сне. Ибо сны всегда касаются частных проблем индивида, о которых у него имеется ошибочное сознательное суждение. Сны являются реакцией на нашу сознательную позицию; точно так же реагирует тело, если мы переедаем или недоедаем либо как-то еще причиняем ему вред. Сны являются естественной реакцией саморегулирующейся психической системы. Эта формулировка является наиболее точной из всех тех, которые я могу дать в отношении теории структуры и функций сновидений. Я убежден, что сны столь же многообразны, непредсказуемы и неожиданны, как и сами люди, каковыми они предстают перед нами днем. Наблюдая за индивидом в разные моменты, вы увидите и услышите совершенно разные его реакции; точно так же со снами. В своих снах мы столь же разносторонни, как и в своей дневной жизни. Подобно тому, как мы не можем сформулировать теорию, охватывающую все аспекты сознательной индивидуальности, мы не в состоянии создать и общую теорию снов. В противном случае мы обладали бы просто божественным знанием, которого у нас явно нет. Поскольку мы знаем об этом крайне мало, то, чего мы не знаем, мы и называем бессознательным. 

Впрочем, сегодня, противореча себе самому и в нарушение всех своих правил, я намерен проинтерпретировать отдельный короткий сон, вне какой бы то ни было серии; более того, я не знаком со сновидцем и, к тому же, ничего не знаю о его ассоциациях. Следовательно, мое истолкование произвольно. Но у этой процедуры есть и оправдание. Если сон явно построен на индивидуальном материале, вам обязательно следует обратиться к индивидуальным ассоциациям; если же у него главным образом мифологическая структура, - а это отличие сразу бросается в глаза, - он говорит на универсальном языке, и мы с вами, да и вообще кто угодно, сможем отыскать параллели для того, чтобы достроить контекст, лишь бы мы обладали необходимыми познаниями. Так, например, если во сне всплывает противоборство героя с драконом, всякий найдет, что сказать по этому поводу, поскольку все мы читали легенды и сказки и что-нибудь да знаем о героях и драконах. На коллективном уровне сновидения между человеческими существами практически нет различий, все различия обнаруживаются на индивидуальном уровне. 

Основной субстанцией сна, о которой я собираюсь говорить, является мифология. Здесь мы сталкиваемся с вопросом: "При каких обстоятельствах человек видит мифологические сны?" С нами это случается довольно редко, поскольку наше сознание в значительной мере отгорожено от лежащей в его основе архетипической памяти. И соответственно, мифологические сны воспринимаются нами как нечто инородное. Но все обстоит иначе, когда речь идет о ментальности, приближенной к первобытной psyche. Примитивные народы подобным снам придают огромное значение и называют их "большими снами" в противоположность обычным снам. Они чувствуют всю важность этих снов, их общезначимость. Поэтому в первобытном сообществе сновидец мог сообщить свой сон перед собранием соплеменников, и шутки тут недопустимы. О таких снах было принято сообщать и в Римском Сенате. Существует рассказ о том, как в I в. до Р.Х. дочери одного из сенаторов приснилось, что к ней явилась богиня Минерва и посетовала на то, что римляне привели в запустение ее храм. Девушка чувствовала, что об этом сне следует сообщит Сенату, и тот выделил деньги для реставрации храма. О сходном случае рассказывал Софокл. Из храма Геракла был похищен ценнейший золотой сосуд. Во сне Софоклу явился бог и назвал имя вора. После того как сон повторился в третий раз, Софокл почувствовал необходимость сообщить о нем Ареопагу. Подозреваемый был схвачен и при разбирательстве сознался и возвратил сосуд. Такие мифологические или коллективные сны по своему характеру таковы, что вызывают у людей инстинктивное желание рассказать о них. Это совершенно естественный инстинкт: подобные сны не принадлежат индивиду, они общезначимы. Они истинны и в целом, и в частном, то есть и сами по себе, и применительно к конкретным обстоятельствам конкретного человека. Вот почему и в античности, и в средневековье к ним относились с величайшим почтением. Все чувствовали, что они выражают коллективную человеческую истину. 

Сейчас я расскажу вам один сон. Его, вместе с некоторыми подробностями относительно самого сновидца, девять лет назад сообщил мне один мой коллега. Этот коллега был психиатром в клинике, а пациентом его был очень незаурядный молодой француз, двадцати двух лет, чрезвычайно умный и большой эстет. Он путешествовал по Испании, вернулся в депрессии, и ему был поставлен диагноз - маниакально-депрессивный психоз в депрессивной стадии. Депрессия была не очень сильной, но достаточной для того, чтобы его поместили в клинику. Через шесть месяцев он вышел оттуда, а еще несколько месяцев спустя он совершил самоубийство. Он уже не страдал депрессией, которая к тому времени была практически излечена: похоже, что самоубийство он совершил в спокойном и рассудительном состоянии. Почему он это сделал, мы поймем из его сна. Вот он, этот сон, который имел место в самом начале депрессии.

Под высоким собором в Толедо находится наполненный водой подвал, имеющий подземное сообщение с рекой Таг, огибающей город. Подвал представляет собой небольшое темное помещение. В воде обитает огромная змея с глазами, сверкающими подобно драгоценным камням. Рядом с ней - золотая чаша, в которой хранится золотой кинжал. Обладающий им становится полновластным хозяином города: кинжал является ключом от Толедо. Сновидцу известно, что эта змея любит и покровительствует Б., его юному другу, который находится тут же. Б., играя, кладет босую ногу в змеиную пасть. Змея дружелюбно лижет ее, и Б. наслаждается этой игрой; простодушный ребенок, он не знает страха. В этом сне ему около семи лет; в действительности в детские годы он был другом сновидца. И с тех пор, согласно сновидению, никто не вспоминал о змее и не осмеливался спуститься в ее логово.

Это был своего рода пролог, дальше разворачивается само действие.

Сновидец - один со змеей. Он разговаривает с ней почтительно, но без страха. Змея говорит ему, что раз он - друг Б., то Испания принадлежит ему. Она просит вернуть ей мальчика. Сновидец отказывается сделать это, но обещает сам спуститься во тьму пещеры, чтобы стать ее другом. Но позже он меняет свои намерения и вместо того, чтобы исполнить обещанное, посылает к змее другого своего приятеля - г-на С. Этот человек родом из испанских мавров, и чтобы отважиться спуститься в темный подвал, ему потребовалось возродить в себе всю исконную доблесть своей древней расы. Сновидец подсказывает ему взять меч с красной рукояткой, который можно найти у оружейников на другом берегу Тага. Говорят, это старинный меч, принадлежавший еще древним фокейцам (фокейцы - жители древней Фокейи, что располагалась на западном побережье Малой Азии; они основали Массилию (Марсель), а также ряд колоний на восточном побережье Испании). С. берет меч, спускается с подвал, и сновидец говорит ему, чтобы тот проколол себе этим мечом левую ладонь. С. проделывает это, но, представ перед могущественной змеей, он не в силах сохранять самообладание. Охваченный болью и страхом, он с воплями карабкается по лестнице вверх, так и не забрав кинжал у змеи. Итак, С. не сумел овладеть Толедо, сновидец ничего не может с этим поделать и вынужден оставить того стоять у стены простой декорацией.

Так заканчивается этот сон. (Оригинал, естественно, был на французском.) Теперь о его контексте. Относительно этих друзей у нас есть некоторые намеки. Б. - друг детства нашего сновидца, он был немного старше сновидца, и тот наделял его всеми самыми замечательными и удивительными качествами, делая его героем, однако позднее мальчик исчезает из поля зрения, по всей вероятности, умирает. Что же касается С., то они стали друзьями не так давно. Известно также, что он происходит из испанских мавров. С ним лично я не был знаком, но хорошо знаю его семью. Это почтенный старинный род с юга Франции, носящий скорее всего мавританское имя. Эта легенда семьи С. была известна сновидцу. 

Как я уже говорил, сновидец незадолго до этого побывал в Испании и, безусловно, посещал Толедо, а сон ему приснился уже после того, как он вернулся и попал в клинику. Он был в ужасном, просто отчаянном состоянии и не мог не рассказать о своем сне врачу. Мой коллега не знал, как с этим быть, однако почувствовал, что этот сон чрезвычайно важен, и послал мне его запись. Однако, получив ее, я не смог сразу его понять. И тем не менее я подумал, что если бы я знал побольше о подобных снах и занялся бы этим случаем сам, я сумел бы помочь молодому человеку и самоубийства могло и не случиться. С тех пор я встречал немало аналогичных случаев. Правильное понимание подобных снов нередко позволяет разрешать труднейшие проблемы. С таким чувствительным и утонченным, умным и артистичным человеком, основательно изучавшим историю искусств, следует быть исключительно осторожным. Банальностями тут не отделаешься, нужно со всей серьезностью погружаться в реальный материал. 

Мы не погрешим против истины, если допустим, что у сновидца были особые причины для того, чтобы и его путешествие, и его сон привели его в Толедо; сон выводит на поверхность такой материал, которым обладал бы всякий, кто посетил бы Толедо в подобном душевном состоянии, будучи столь же образованным и утонченным в своем эстетическом восприятии и познаниях. Толедо - весьма впечатляющий город. Здесь находится один из замечательнейших готических соборов мира. Это место известно своими традициями; старый римский Толет (Tolletum), в течение столетий остававшийся резиденцией кардинала-архиепископа, примаса Испании, с шестого по восьмое столетие - столица вестготов, с восьмого по одиннадцатый - провинциальная столица мавританского королевства, а с одиннадцатого по шестнадцатый - столица Кастилии. Толедский собор - сооружение прекрасное и впечатляющее, естественно, несет в себе все то, что он призван был выражать: величие, могущество, великолепие и тайну средневекового христианства, высшим выражением которого была церковь. Поскольку средневековый мир управлялся императором и Богом, собор был воплощением, инкарнацией царства небесного. Итак, собор выражает философию христианства или же мировоззрение средних веков. 

Сон говорит о том, что под собором расположено место для мистерий, что в общем-то не в духе Христианской церкви. Что же могло находиться под собором той эпохи? Там всегда находилась так называемая нижняя церковь или склеп. Вы, может быть, видели огромный склеп в Шартре; он дает хорошее представление о мистериальном характере склепа. Когда-то этот склеп с колодцем представлял собой святилище, где отправлялся культ Девы, - не нашей Девы Марии, а кельтской богини. Под каждой средневековой христианской церковью имеется некое тайное место, где в старину происходили мистерии. То, что мы сегодня называем таинствами церкви, - не что иное, как мистерии раннего христианства. На провансальском наречии склеп называется le musset, что значит "тайна"; это слово, предположительно, происходит от mysteria и, по всей вероятности, означает место для проведения мистерий. В Аосте, где говорят на провансальском наречии, под собором располагается musset.

Склеп унаследован, скорее всего, из культа Митры. В митраизме основная религиозная церемония проводилась в наполовину уходящем под землю подвале, община при этом оставалась в стоящей над ним церкви. Через смотровые отверстия члены общины могли видеть и слышать звучащие внизу песнопения и совершаемые священнослужителями и избранными ритуалы, но сами туда не допускались. Это было привилегией посвященных. В христианской церкви отделение места крещения от основного пространства храма зиждется на той же идее, ибо крещение, подобно причастию, было таинством, о котором не следовало говорить прямо. Чтобы не выдать тайну, прибегали к своего рода аллегорическим намекам. Тайна распространялась и на имя Христа: его не разрешалось упоминать, и обращаться следовало по имени Ихтис - Рыба. Возможно, вы видели репродукции самых ранних христианских изображений, на которых Христос является в облике рыбы. Этой таинственностью, связанной со священным именем, видимо объясняется тот факт, что в раннем христианском документе приблизительно 140 года по Р.Х., известном как "Пастырь" Гермы и составляющем важную часть того корпуса литературы, который признавался церковью вплоть до пятого столетия, имя Христа не упоминается ни разу. Предполагается, что автор этой книги видений, Герма, был братом римского епископа Пия. Духовный учитель, являющийся Герме, называется Пастырем, Пастухом, но не Христом. 

Идея склепа или мистериального места подводит нас к чему-то такому, что лежит под христианским Weltanschauung, к чему-то, что старше христианства, подобно языческому колодцу под собором в Шартре или древней пещере, в которой обитает змея. Колодец со змеей, безусловно, не является чем-то реальным, что наш сновидец мог бы увидеть во время путешествия по Испании. Этот сно-образ (dream-image) не является индивидуальным опытом, параллели ему можно найти лишь в области мифологии и археологии. Я должен привести вам ряд примеров такого рода параллелизма, с тем, чтобы вы смогли увидеть, в каком контексте и в какой связи обнаруживает себя такое переплетение символов, если рассматривать его в свете сравнительного исследования. Вы знаете, что до сих пор в каждой церкви имеется купель для крещения. Первоначально это был бассейн, водоем, в котором инициируемых купали или символически топили. После символической смерти они выходили из такой купели преображенными guasi modo geniti, как будто рожденными заново. Мы можем предположить, что склеп или купель является местом ужаса и смерти, но также и возрождения, местом, где происходят таинственные инициации. 

Пещера со змеей - образ, характерный для античности. Важно понять, что для классической античности, как и для других цивилизаций, змея была не только устрашающим и несущим опасность животным, но также и символом исцеления. Поэтому Асклепий, бог врачевания, связан со змеей; вам всем знакома эмблема, которая сохранилась и по сей день. В храмах Асклепия, античных лечебницах, в полу имелось прикрытое камнем углубление, где жила змея. В камне была щель, в которую люди, пришедшие, чтобы излечиться, бросали вознаграждения врачевателям. Змея одновременно являлась "кассиром" лечебницы и сборщиком даров, брошенных в ее пещеру. Во время великой эпидемии чумы, пришедшейся на годы правления Диоклетиана, в Рим в качестве противоядия была привезена знаменитая змея из храма Асклепия в Эпидавре. Она должна была представлять самого Бога. 

Змея - это не только бог исцеления; она обладает также такими качествами, как мудрость и способность к прорицанию. В Кастальском источнике в Дельфах изначально обитал змей Пифон. Сражаясь с ним, Аполлон одерживает победу, после чего Дельфы становятся местом пребывания знаменитого оракула, а Аполлон (пока он не разделил свою силу с пришедшим с Востока Дионисом) - его Богом. В подземном мире, где пребывают души умерших, всегда наряду с водой находятся змеи, о чем можно прочитать в аристофановых "Лягушках". В легендах место змеи нередко занимает дракон; латинское draco переводится просто как "змея". С символикой нашего сна особенно явно перекликается христианская легенда пятого столетия о святом Сильвестре: в пещере под Тарпейской скалой в Риме живет огромный дракон, которому приносят в жертву девушек. Другая легенда рассказывает, что дракон был ненастоящим, и монах, спустившийся в пещеру, чтобы доказать это, обнаружил, что в устах у него меч, а глаза сделаны из сверкающих драгоценных камней. 

Очень часто в подобных пещерах, как и в Кастальской, находится источник. Эти источники играют чрезвычайно важную роль в культе Митры, откуда берут начало многие элементы раннего христианства. Порфирий сообщает, что Зороастр, основатель персидской религии, посвятил Митре пещеру, в которой было множество таких источников. Те из вас, кто побывал в Германии и видел Заальбург (неподалеку от Франкфурта), наверно обратили внимание на источник у грота Митры. Культ Митры всегда связан с источником. В Провансе есть прекрасный митрариум с огромным бассейном, наполненным замечательной кристально чистой водой, и с камнем с изображением Митры Тавроктониса - Митры, убивающего быка. Подобные святилища всегда возмущали ранних христиан. Им были ненавистны все эти символы природы, поскольку они были не в ладах с ней. В Риме на глубине десяти футов под собором св. Клемента был обнаружен такой митрариум. Он сохраняется и поныне, только затоплен водой; воду пытались откачать, однако она все равно прибывала. Он все время находится под водой, поскольку соединяется с источником, который и наполняет его, однако найти сам источник не удалось. Нам известны и другие религиозные представления античности, скажем, орфический культ, согласно которым подземный мир всегда связан с водой. 

Этот материал должен навести вас на мысль, что образ змеи в наполненной водой пещере в античности был общеизвестен и играл огромную роль. Как вы заметили, все свои примеры я брал исключительно из античности; я мог бы взять и другие параллели, обратившись к другим цивилизациям, и вы бы увидели, что и там все было точно так же. Глубинными водами представлено бессознательное. Там, в глубине, находится сокровище, охраняемое змеей или драконом; в нашем сне этим сокровищем является золотая чаша с кинжалом. Чтобы обрести сокровище, нужно победить дракона. Сокровище имеет таинственную природу. Оно странным образом связано со змеей; специфическая природа змеи указывает на природу сокровища, как если бы они составляли единое целое. Нередко встречается золотая змея с сокровищем. Золото - это то, к чему стремятся все, поэтому похоже, что сама змея представляет собой сокровище или источник неограниченного могущества. Например, в ранних греческих мифах обитателем пещеры является герой, такой, как основатель Афин Кекроп. Вверху его тело было наполовину мужчиной, наполовину женщиной, то есть гермафродитом, а внизу - змеей. То же самое сообщается и о другом мифическом царе Афин - Эрехтее. 

Это в какой-то мере подготавливает нас к пониманию золотой чаши и кинжала в нашем сне. Если вы видели вагнеровского "Парсифаля", то знаете, что чаша соответствует Граалю, а кинжал - копью, и оба они принадлежат друг другу. Это мужское и женское начала, образующие единство противоположностей. Пещера и подземелье выражают тот уровень бессознательного, на котором вообще нет дифференциации, где нет даже различия между женским и мужским, - различия, которое первобытный человек проводит в первую очередь. Таким способом они различают любые объекты, да и мы иногда еще так поступаем. Так, скажем, на некоторых ключах спереди имеется отверстие, а на других - нет. Их у нас называют женскими и мужскими ключами. Наверняка, вам знакомы итальянские черепичные кровли. В них выпуклые черепицы лежат сверху, а вогнутые - снизу. Верхние называют монахами, нижние - монашками. Для итальянцев это вовсе не непристойность, а квинтэссенция различения. 

Когда бессознательное сводит воедино мужское и женское начала, вещи становятся совершенно неразличимыми, и мы уже не в состоянии сказать, где здесь мужское, а где женское, в точности как в случае с Кекропом, явившемся из такой мифической дали, что никто сейчас не в силах сказать, мужчина это или женщина, человек или змея. Итак, мы видим, что скрытое под водой дно в нашем сне является воплощением полного единства противоположностей. Это и первозданное, и вместе с тем наиболее приближенное к идеалу состояние, поскольку здесь соединяются извечно противоположные элементы. Конфликт затихает: все то ли еще пребывает в первородном состоянии неразличимой гармонии, то ли возвращается к нему. Подобную идею мы обнаруживаем и в древнекитайской философии. Идеальное состояние называется Дао, оно предполагает полную гармонию между небесами и землей. Символ Дао: с одной стороны черная точка на белом поле, с другой - белая на черном. Белая сторона выражает принцип юга, горячего, сухого, огненного; черная - принцип севера, холодного, влажного, темного. Состояние Дао - это начало мира, когда еще ничего не начиналось, но это также и состояние, которого еще предстоит достичь посредством высшей мудрости. Идея единства двух противоположных принципов - мужского и женского - относится к архетипическим образам. Однажды мне довелось столкнуться с живым примером бытования данного образа в его примитивной форме. Во время войны я служил в горной артиллерии, и как-то раз нашим солдатам нужно было вырыть глубокую яму для установки тяжелого орудия. Земля была очень твердая, и они страшно ругались, вкапывая тяжеленные блоки. Скрытый от них скалой, я сидел, попыхивая своей трубкой, и слушал, о чем они говорят. И тут один из них сказал: "Тьфу, пропасть, мы докопались до самых сокровенных глубин этой старой цветущей долины, где жили когда-то древние обитатели озера и где отец с матерью до сих пор еще спят вместе". Здесь очень наивно выражена та же самая идея. Африканский миф говорит о том, что первый мужчина и первая женщина спали вместе в тыкве; они были бессознательны до тех пор, пока не обнаружили, что их разделяет лежащий между ними сын. Между ними был человек, и отныне они были разъединены и знали друг друга. Изначальное состояние абсолютной бессознательности представляется как состояние полного покоя, когда ничего не происходит. 

Когда сновидец подходит к этим символам, он достигает абсолютно бессознательного слоя, выражением которого является образ великого сокровища. Центральный мотив вагнеровского "Парсифаля" таков: копье должно быть возвращено Граалю, поскольку они извечно принадлежат друг другу. Этот союз символизирует полное осуществление - вечность до и после сотворения мира, его сонное состояние. Это, наверное, именно то, чего так страстно ищет человек. Вот почему человек решается спускаться в пещеру к дракону - чтобы обрести то состояние, когда сознание и бессознательное настолько едины, что он уже ни сознателен, ни бессознателен. Всегда, когда эти два начала слишком далеко отстоят друг от друга, сознание пытается их вновь объединить, опускаясь в глубины, где они когда-то были одним целым. Так, в Тантрийской йоге и в Кундалини-йоге вы можете обнаружить попытки достичь состояния, при котором Шива пребывает в вечном единстве с Шакти. Шива - это неизменно лишенная протяженности точка, вокруг которой обвивается Шакти в виде змеи, воплощающая женский принцип. 

Я мог бы привести вам еще немало примеров подобных представлений. Они играли огромную роль в эзотерической традиции Средневековья. Изображения процесса слияния Солнца (Sol) и Луны (Luna) встречаются в средневековых алхимических текстах. Следы аналогичного символизма можно обнаружить в христианских сообщениях об античных мистериях. Имеется сообщение епископа Астерия об Элевсине, гласящее о том, что священник ежегодно совершал спуск в пещеру - katabasis. Жрец Аполлона и жрица матери-земли Деметры справляли священный брак - hierosgamos, тем самым как бы оплодотворяя почву. Но эти христианские свидетельства ничем не подкреплены. Участники элевсинских мистерий сохраняли все в глубочайшей тайне; если же кто-то выдавал тайну, его подвергали смертной казни. Поэтому мы практически ничего не знаем об их ритуалах. Однако нам известно, что во время мистерий Деметры имели место определенные непристойности, ибо считалось, что они способствуют плодородию земли. Собирались жены знатных афинских мужей во главе со жрицей Деметры. Им подавались богатые угощения и вина, и они должны были исполнить ритуал сквернословия. То есть им надлежало непристойно шутить, и это расценивалось как религиозный долг, поскольку способствовало плодородию в предстоящем сезоне. 

Сходный ритуал имел место и во время проведения мистерий Изиды в египетском Бубастисе. Жители сел из верховьев Нила спускались вниз по течению, и женщины, плывущие на лодках, выставляли себя на обозрение перед другими женщинами, стоящими по берегам реки. Делалось это, по всей вероятности, с той же целью, что и aischrologia, - ради плодородия земли. Об этом можно прочитать у Геродота. На юге Германии не далее как в девятнадцатом столетии, чтобы земля лучше плодоносила, крестьянин брал с собой в поле жену и совокуплялся с нею прямо в борозде. Это называется симпатической магией. 

Чаша представляет собой сосуд, принимающий в себя нечто или что-то содержащий в себе, то есть это - женское начало. Это символ тела, содержащего аниму, дыхание и живительную влагу, тогда как кинжал обладает пронизывающими, колющими свойствами и, следовательно, представляет мужское начало. Он режет, отделяет и разделяет, а потому символизирует мужской принцип - Логос. 

В нашем сне кинжал является ключом от Толедо. Идея ключа часто бывает связана с мистериями, происходящими в пещере. В культе Митры есть особый бог - это бог ключа Айон, присутствие которого никак не удавалось объяснить; мне, однако, оно кажется вполне понятным. Он представляет собой существо с наделенным крыльями человеческим телом и головой льва; вокруг него, поднимаясь вверх, обвивается змея. Его изображение есть в Британском музее. Это само Бесконечное время и Долговечность; он высший из богов в митраистской иерархии, создающий и разрушающий все на свете - бергсоновская творящая длительность. 

Это солнечный бог. Лев - зодиакальный знак, в котором солнце находится летом, тогда как змея символизирует зиму или сезон дождей. Поэтому Айон, этот львиноголовый бог со змеей вокруг тела, также выражает единство противоположностей: света и тьмы, мужского и женского, созидания и разрушения. Он предстает перед нами со скрещенными руками, держа в каждой из них по ключу. Это духовный отец св. Петра, который также изображается держащим ключи. Ключи Айона - это ключи от прошлого и от будущего. 

Античные мистериальные культы всегда связаны с психопомными божествами. Некоторые из них имеют ключи от подземного мира - охраняя вход, они наблюдают за тем, как инициируемые спускаются во тьму, а также вводят их в мистерию. Одной из них является Геката. 

В нашем сне фигурирует ключ от города Толедо, следовательно, мы должны рассмотреть символическое значение Толедо и города. Будучи древней столицей Испании, Толедо был несокрушимой крепостью и типичным феодальным городом, убежищем и оплотом, к которому нелегко подступиться извне. Город выражает замкнутую в себе целостность, непоколебимую силу, которая сохранялась и будет сохранятся на протяжении столетий. Следовательно, город символизирует тотальность человека, состояние нерушимой целостности. 

Город как синоним самости, психической тотальности - образ давно и хорошо известный. Например, в Оксиринхских изречениях Иисуса читаем: "Город, построенный на вершине высокой горы и утвердившийся там, не может ни пасть, ни быть сокрытым". Или: "И потому стремитесь познать самих себя, и узнаете, что вы - сыны всемогущего Отца; и узнаете, что пребываете во граде божием, что вы и есть сей град". В "Codex Brucianus" имеется коптский трактат, в котором мы обнаруживаем представление о моногенесе (единственном сыне Бога), который является одновременно и Антропосом, Человеком. Он назван городом с четырьмя вратами. Город с четырьмя вратами символизирует идею тотальности; это индивид, обладающий четырьмя воротами в мир, четырьмя психологическими функциями и, следовательно, пребывающий в самости. Город с четырьмя вратами - это его нерушимая целостность, единство сознания и бессознательного. 

Таким образом, эти глубины, этот слой абсолютно бессознательного, появляющийся в нашем сне, в то же время содержит ключ к полноте и целостности индивида, иными словами - к исцелению. Смысл "целого", "целостности" в том, чтобы освятить или исцелить. Спуск в глубины должен принести исцеление. Это путь к тотальному бытию, к сокровищу, вечно взыскуемому страждущим человечеством и сокрытому в месте, подступы к которому сторожит сама опасность. Это место первозданной бессознательности и в то же время место исцеления и искупления, поскольку здесь спрятано сокровище целостности. Это пещера, в которой живет дракон хаоса, это неприступный город, магический круг или temenos - священная территория, где воссоединяется расколовшаяся личность. 

Использование в лечебных целях магического круга - или, как его называют на Востоке, мандалы, - является архетипической идеей. Индейцы Пуэбло из Нью-Мексико, когда человек болен, рисуют на песке изображение мандалы с четырьмя вратами. В центре нее они сооружают так называемый дом потения, специальное помещение, в котором пациенту надлежит пройти потогонное лечение. Здесь на полу рисуется другой магический круг (расположенный, таким образом, в центре большой мандалы), а в его середине ставится чаша с целебной водой. Вода символизирует вход в подземный мир. В данной церемонии лечение происходит по аналогии с тем символизмом, который мы обнаруживаем в коллективном бессознательном. Это процесс индивидуации, идентификации с целостностью личности, с самостью. В христианском целостность представлена Христом, и процесс исцеления заключается в подражании Христу. В качестве четырех ворот здесь фигурируют окончания креста. 

В нашем сне живущая в пещере змея является другом Б. - героя юных лет сновидца, на которого он проецировал все, чем хотел стать сам, все добродетели, к которым стремился. Этот его юный друг пребывает в мире со змеей. Это бесхитростный, невинный ребенок, которому еще неведомы конфликты. Поэтому он обладает ключом к Испании и властью над четырьмя воротами. 

Юнг К.-Г. Тэвистокские лекции. - Киев, 1995, с. 105-126.